Юрген Клопп: игра без правил

– Юрген Клопп, вы, собственно, интересовались когда-либо римской историей?
– За исключением «Астерикса и Обеликса», не так много. Кроме того, я смотрел «Бен Гур» и Питера Устинова в «Камо грядеши» в роли Неро. Этого достаточно?

– Мы думали, возможно, вы интересовались триумфальными шествиями в Старом Риме.
– Как видите, я честен…

– Носитель лаврового венца шептал императору на ухо: «Посмотри позади себя, подумай, что ты за человек!». Употребили ли вы что-то в этом роде, когда вас чествовали сотни тысяч людей после победы в Кубке Германии в Дортмунде?
– Ой, об этом уже напоминает одна из самых человеческих потребностей. Так как скорее много выпиваешь при таких обстоятельствах и вынужден в соответствии с этим часто бегать в туалет. Опасность держаться там наверху, чего нельзя было делать, была относитльно низкой.

– Так же потому что замечаешь, что 6-часовое триумфальное шествие спустя 3 часа становится скучным?
– Таким оно не являлось. Редко можно иметь чувство, что все люди счастливы. Но тогда был именно такой момент. В котором чествовались не команда или тренер, а мы делились со всеми фанатами радостью от этого успеха.

– Был ли это тот момент, когда вы себе сказали: это стоило того, чтобы работать в течение года?
– Нет, так как это является самоочевидным, что нужно трудиться. Все-таки это могут делать не только те, для которых это стоит того. Во всяком случае, не в том смысле «получить все», так как в спортивном состязании все получает только победитель. Нет, это была первоначальная радость, и это выдает к основному настроению одно: длительная улыбка.

– Как долго она держится?
– До тех пор, пока этого хочешь. Я могу показать ее в любое время.

– Из основного настроения «длительная улыбка» приходит стимул по-особенному делать дела?
Нет. У меня все началось с того, что я думал, что лучше всего я могу быть футбольным тренером и кроме того имею к этому наибольшее желание. Потом я нашел это совершенно прекрасным, когда мне была дана возможность для этого. И сегодня все обстоит так, что я не воспринимаю ничего из этого как работу. Главной причиной, почему я этим занимаюсь, является то, что я люблю это! Недавно я сказал своей жене: Это невероятно, с какими прекрасными парнями я работаю вместе и что это уже относительно большое ощущение счастья. То, что я нахожу относительно крутым, быть за это уже вознагражденным, можно себе представить. Но деньги ни в один день моей жизни не были для меня причиной вставать по утрам.

– А если в итоге не будет светить никакого чемпионства?
– Я уже был счастлив как футбольный тренер, когда у меня еще не было шанса стать чемпионом Германии. Успех относителен. Нужно ставить только реалистичные цели. Когда их достигаешь, то хотя не каждый раз разъезжаешь на карете победителя, но маленькая вечеринка уже присутствует.

– Насколько для вас важно признание со стороны?
– В ходе времени она утрачивает значимость. В начале я должен был себе постоянно доказывать, так как можно быстро вылететь с работы. Если раньше тренеры так же быстро увольнялись бы, как сегодня, то, возможно, совсем не было бы многих великих тренерских карьер, как те, что имели Отто Рехагель, Юпп Хайнкесс или Оттмар Хитцфельд. Поэтому с самого начала важно получить признание, чтобы потом вообще можно было продолжать дальше определенное время.

– Ханс Майер в своей хвалебной речи во время вручения награды «Тренер сезона» от 11Freunde в отношении к неудачам в вашей карьере сказал «К тренерской профессии тоже относится получить разок по-настоящему по морде и не спать потом пару ночей». Вы уже разок спали когда-нибудь плохо?
– Конечно, я засыпал разок уже беспокойно со многими мыслями и просыпался на утро без решения в голове. Иногда это бывает еще и сегодня, когда я должен принять тяжелые решения, которые касаются будущего других людей. Получит ли игрок контракт или нет? Кто не должен в большой игре садиться на скамейку запасных? Так как я достаточно близко в повседневности бываю с парнями, то кто-то один это точно чувствует. Но это никогда не было таким образом, что я лежу на кушетке и думаю «Никаких шансов, мы не можем выиграть игру!».

– Насколько хорошо вы спали, когда вы с «Майнцем» упустили совсем рядом 2 сезона подряд выход в Бундеслигу?
– Так как я был так истощен, что я действительно засыпал относительно хорошо. Неприятней было скорее вставать и осознавать, что за прошедшую ночь мы все же не вышли в Бундеслигу. Но в целом с неудачами я умею по-настоящему хорошо обходиться.

– Отчего это тогда зависит?
– Здравый смысл! В качестве первого каждый ведь учит, что нельзя получить все только потому, что этого хочется. В 99% случаев мои родители почти угадывали при выборе рождественских подарков. И когда Дед Мороз приносил мне такой же велосипед, который я хотел иметь, он ехал с восьмеркой на колесе на лестничной площадке. И вы ищите в сочельник того, кто это отремонтирует. Таким же образом дела идут и в жизни. Но для нормального мотивированного человека это и должно было быть таким образом, что дается все, хотя и знаешь, что не все получаешь.

– Иногда у футбольного бога ничего нет в его денежном мешочке.
– И что? Давайте возьмем все вылеты команд в Бундеслиге. Почти у каждого это так складывалось, как если бы вместе с этим был связан конец для клубов, но в 9 из 10 случаев клубы когда-нибудь снова возвращались обратно. Таким образом, речь идет о периоде между ощущением максимального поражения и ощущением нового начала. И так как это естественный процесс, его можно так же укоротить.

– Что вы советуете?
– Не существует правил поведения в смысле «Спустись на землю», «Приди к себе», «Говори истину спереди назад». У меня есть сугубо прагматичный тезис: Если что-то уже нельзя изменить, заботься о том, что можно изменить! Это работает на 100%! Как меня должен кто-то критиковать, если я сам оказываю на себя максимальное давление?

– А если идет упрек: возможно, он просто слишком плохой?
– Этого мышления нет во мне. Этому меня научило время в школе, когда оба моих лучших друга имели в аттестате зрелости средние оценки 1,2 и 1,4, а я имел 3,0, но зато я обеспечивал хорошее настроение. Я хорошо с этим жил не быть самым лукавым, и всегда знал, что все же имеется возможность регулировать дела.

– С одной стороны, вы говорите, что умеете хорошо обходиться с неудачей, с другой стороны, вы заявили «Поражения не проступают в моем мышлении». Как это сочетается?
– Почему я должен размышлять о поражениях, если я смотрю вперед? Но это, конечно, не означает, что я не могу вспоминать о поражениях.

– Тогда можно ли действительно учиться чему-то из поражений?
– Наш анализ проходит независимо от результата, но в поражении имеется, как правило, больше бросающихся в глаза моментов. Но если мы немного отойдем от темы футбола, то все, что мы испытываем, позволяет расти здравому смыслу. Большей частью поражение чувствуют глубоким переживанием – и на этом учатся больше всего. Только существует проблема, что люди из этого создают ошибочное представление о самих себе и полагают, что не способны к определенным вещам. Они забывают, что можно изменять меры. Во всяком случае во мне поражение не скребется по моей уверенности в себе. Мой наказ: не удалось, тогда я пробую что-то другое.

– Принимали ли вы уже неверные решения, которые вели к поражениям?
– Хотя я очень позитивный человек, но я чувствую себя гораздо более ответственным за поражения, чем за победы. Это минимизирует ощущение счастья при победе и увеличивает его при поражении.

– Недавно на докладе вы сказали, что стали бы «сильно оценивать неудачи и считать совершенно естественными положительные моменты». Это действительно так?
– Да, человек склонен к тому, чтобы позволять влиять на себя негативным событиям больше, чем позитивным. Когда с нами, людьми, в день случается 3 негативных и 6 позитивных вещей, тогда мы вечером говорим себе: ну да, баланс равный. Мы просто такие, как это жаль. Я борюсь против этого уже 45 лет.

– У вас, собственно, никогда не было плохого дня?
– Хм. Совершенно полностью плохого, нет. Я могу себя волновать весь день из-за плохой погоды или проигранной игры, если я об этом думаю. Но я не делаю этого. В моей жизни были фазы, в которых я не был счастлив, но я никогда не был действительно несчастным.

– Тогда опасаетесь ли вы того, что будете когда-нибудь на пределе ваших сил?
– Когда хочешь, эту работу можно делать 24 часа в сутки. Даже во сне. От моей жены я знаю пример, что я иногда еще даже говорю во сне. Но я так же научен и в этой области. Между тем я знаю, когда конец рабочего дня и что я должен подводить черту под ним.

– Вы преодолели фазу трудоголизма?
– Я прошел все фазы. С двумя сотовыми у уха, портативный компьютер открыт, телевизор включен, сигарета в уголке рта. Всегда все одновременно, всегда все сразу. В Майнце так было повседневно, так как Кристиан Хайдель и я в спортивной области были для женских футболисток всем. Отделом скаутинга тоже были мы! В некоторые дни я вставал по утрам, делал себе кофе и изучал видео стопкой метр в высоту. Так как смотришь уже перед завтраком на талантов из Эквадора и думаешь: Было бы прекрасно, если бы качество картинки было лучше и можно было бы распознать номера на футболках. 24 часа одного футбола – это было настоящим стрессом. Сегодня у меня имеется только один сотовый, а в момент нашего интервью мы уже завершили наши трансферные дела.

– Является ли это самозащитой, чтобы когда-нибудь не получить синдром выгорания?
– О самозащите я бы так не сказал, саморегуляция лучше всего подходит сюда. Я знаю свои силы и мой порог болевой чувствительности, поэтому я правильно распределяю свою энергию. Но для своей семьи, своего клуба и своих игроков я все еще «горю» круглые сутки. Но все посторонние шумы, к примеру, работу со СМИ, я к себе не подпускаю. Я это делаю тогда, когда должен это делать, но над этим много не размышляю.

– Что в вашей работе действительно действует вам на нервы?
– В действительности ничего, хотя я все еще должен привыкать к определенным формам бульварной журналистики. Но тренировкой я привил уже себе позволять отражать от себя значительно общественное восприятие. Иначе ты приезжаешь из отпуска, чудесно отдохнув, читаешь заголовок, который тебе не понравился, и все, отпуск забыт. Я не хочу такого. То время, которое другие проводят тем, что возмущаются прессой, у меня всегда свободно.

– Заголовки газет оставляют вас равнодушными?
– Конечно не всегда. Пример: для особенного выпуска издания BILD по случаю его 60-летия я позволил уговорить себя дать интервью. Я провел с прекрасной репортершей по-настоящему приятное интервью и в завершении сказал: «Если эта газета попадет в каждый дом в Германии, выберите все же, пожалуйста, заголовок, который отдает должное теме». И что там в итоге стояло? «Моя задница – последнее, что меня интересует».

– Какие выводы вы делаете из таких опытов?
– Прежде еще никакие. Но в конце концов СМИ сами страдают от этого. Тогда я однажды действительно научусь говорить лишь «Да», «Нет», «Возможно» и «Минутку, могу я еще раз услышать вопрос?».

– Передаете ли вы своим игрокам ваш опыт, который вы собрали в стороне от футбола?
– То, что старшие передают свои знания младшим, это я считаю самым нормальным в мире. Но каким человек является и как он себя показывает, это, в конечном счете, решает он сам. Когда я пробую быть таким, как кто-то другой, я уже проиграл. Потому что я уже не являюсь самим собой. И в профессиональном футболе это является решаюшим недостатком.

– Насколько?
– Я ведь могу говорить о себе как тренере. Все же даже когда я этого хотел, у меня совершенно не было времени, чтобы притворяться. Как тренер «Боруссии» Дортмунд я постоянно работаю с 40-50 людьми. Я должен каждый день принимать важные решения. Раз, раз, раз! Это я могу делать, только если я являюсь самим собой и не долго размышляю над своим поведением.

– Вы беспрерывно подчеркиваете значимость командного духа…
– Стоп, я же не являюсь первооткрывателем этого! Это прамысль этой игры. Иначе в футболе играли бы один на один. Поэтому без командного духа в футболе дела не идут. 11 мужчин должны стать взаимно сильнее, это план игры.

– Уже поняли. Но вы являетесь тренером, который совершенно особенно акцентирует на этом внимание. Равняется ли это для вас поражению, если ваш игрок в силу эгоистичного поведения уничтожает этот командный дух?
– Нет, это вовсе не поражение. Это относится к этому. Каждый тренер думает: если игрок приносит на длительный срок ущерб команде, с ним нужно расставаться. Игроки знают это точно так же.

– Потому что вы разъясняете им при неправильном поведении?
– Это тоже. Но, прежде всего, потому, что я в первой же беседе сразу разъясняю правила. И они говорят мне, что я могу ждать от них. И так как обе стороны соглашаются с соответствующими ожиданиями друг от друга, мы работаем вместе. Игроки знают, что они не должны разочаровывать меня на долгий срок. Иначе это имело бы последствия.

– Имеются ли своего рода убежище для покоя?
– Само собой разумеется! Когда игрок имеет проблемы, это моя первейшая задача вытащить его из этой ямы. Я не выжидаю совершенно спокойно, пока кто-либо из моих парней не израсходовал до конца кредит моего доверия и пока не выставил его потом за дверь.

– Делаете вы различия?
В моей позиции как служащего клуба я должен был бы после неправильного поведения распространять по финансовым причинам, возможно, больше энергии на того, кто стоит 45 млн.евро, чем на того игрока, который стоил клубу 200 тысяч евро. Но будучи тренером для меня все игроки имеют одинаковое значение. Но тем не менее угождать им я не могу. Это становится потом особенно понятным, когда я объявляю состав команды на следующий матч. Тогда 7 игроков разочарованы, хотя они при этом ни в чем не провинились передо мной.

– Воспринимаете ли вы это как поражение, когда существуют проблемы, как это было в недавнем прошлом с Робертом Левандовски?
– Но их нет у меня с Робби, он – хороший парень.

– Но его агенты не раз пытались надавить на «Боруссию» перспективами о переходе их клиента. Не отравляет ли что-то в этом роде климат в команде?
– Как уже сказано, с Робертом у меня вообще нет никаких проблем. Его агенты при мне не были бы в команде.

– Но Левандовски не был принужден сотрудничать с этими агентами. Он вырос и сам их разыскал.
– Я могу хорошо отделять друг от друга работу игрока и работу его агента. Поэтому и существуют ведь агенты, чтобы футболист мог концентрироваться на своей работе, а не спорить с нами о деньгах и контрактах. До тех пор, пока меня игрок не разочаровывает, его агент может делать все, что ему хочется. Во время подготовки к сезону я получал от Робби смс, в которой он сообщал, как он тренировался в отпуске. Это показало мне, как хороши наши отношения.

– Это действительно можно разделять?
– Я ведь понимаю ребят, у них есть 10, максимум 15 лет, чтобы со своими способностями заработать деньги. И то, что игроки поэтому ориентируются на финансовые возможности, я не обижаюсь на них. Когда кто-то меняет клуб, мы не разрушаем отношения, а вежливо говорим «Всего хорошего» и снова концентрируемся на нашей работе.

– Ее результатом является футбол, который многие люди любят еще таким образом потому, что он не только увлекает, но и олицетворяет определенные моральные ценности, как командный дух. Это важно для вас?
– В этой связи я мало чего могу сказать о морали. У меня есть большое преимущество работать в клубе, где хотя успех и был желателен, но на основе недавней истории клуба не ожидался. Здесь ценится идея живого футбола, а выигранное единоборство одобряется и чествуется, причем когда человек и мяч падают в аут. Иногда я считаю это лучше, чем удар в девятку. Все это очень хорошо гармонирует. И к вашему вопросу встречный вопрос: знаете ли вы, что было моим личным кульминационным моментом летней паузы?

– Нет?
– Когда была опубликована таблица фэйр-плей. Стать с 81 очком чемпионом Германии и при этом быть самой «чистой» командой – это фантастический показатель! Таким я представляю себе футбол. Я хотел бы, чтобы мы играли жестче против самих себя и последовательно, но не жестко против других. Если у кого-то идет кровь, то это должно быть у нас.

– Тем самым мы все же были бы у темы морали.
– Необязательно. Если моя идея футбола нравится людям, это прекрасно. Но у меня нет миссионерского призвания в моей работе. Я не распространяю радостное послание футбола. Я только хочу позволять играть в футбол так, как я считаю правильным.