Лукаку: «Если бы дедушка знал, что я сдержал обещание…»

Я хорошо помню тот день, когда узнал, что мы разорены. Я пришел домой, чтобы покушать. У нас никогда не было на столе чего-то особенного, лишь хлеб и молоко. Это все, что мы могли позволить на тот момент Мне было шесть лет, и я вспоминаю выражение лица своей мамы… Я зашел на кухню, а мама стояла и трясла коробку. Я почувствовал что-то неладное. Оказалось, что она смешивала молоко и воду. Мы не просто стали бедными, мы были разорены. Мы не могли себе позволить даже недельный запас молока…

Мой отец был профессиональным футболистом, но как только завершил карьеру, все наши денежные запасы иссякли. Пришлось даже отключить кабельное, я больше не мог смотреть футбол, Лигу чемпионов! Периодически у нас не было света, а мыться приходилось следующим образом: мама грела воду в чайнике, и я с ковшика поливал себя. Дело доходило до того, что мы брали хлеб в магазине на нашей улице в понедельник, а деньги возвращали в пятницу. Пекари разрешали, они знали меня и моего младшего брата. У нас было тяжелое финансовое положение, но увидев маму, которая размешивает воду с молоком, я понял, это конец. Я доел свой обед и ничего не сказал ей, не хотел огорчать.

Я дал себе слово, богом клянусь, дал слово, что не могу позволить такой жизни своей маме. Я не мог этого допустить. Однажды я подошел к маме и сказал: «Все изменится, вот увидишь. Я буду играть за Андерлехт. Тебе не нужно будет больше переживать». На тот момент мне было шесть лет.

Я спросил у отца: «Когда ты начал играть в футбол на профессиональном уровне?». Он сказал: «В 16 лет». И я решил, что в шестнадцать я тоже буду играть.

Каждая игра была для меня сродни финалу. Я бил что есть духу. Не важно, это игра в детском саду или в парке – я отдавался на все 100%. У меня не было Play Station и FIFA, поэтому я не играл, а боролся и отдавал все свои силы.

Когда я начал расти, меня начинали доставать учителя и некоторые родители. Мол, что-то ты слишком взрослый. А ну покажи документы! Я родился в Антверпене, я из Бельгии. Я был совсем один, играя в юношеской команде Льерса. Приходилось самому за себя постоять. Я показал свои документы родителям, они передавали друг другу и в этот момент я думал: «Я убью вашего сына. Я и так бы его убил, но сейчас разорву на части. Ваш паренек будет плакать по пути домой».

Я постепенно шел к своей цели. К двенадцати годам я забил 76 голов в 34 матчах, играя в обуви своего отца. Постепенно, когда мои ноги еще выросли, у нас с ним была одна обувь на двоих.

Как-то раз я позвонил деду по материнской линии. Благодаря ему я поддерживал связь с Конго – родиной моих родителей. Я позвонил и сказал ему: «У меня все хорошо, мы выиграли Лигу, я забил 76 голов, а другие клубы начали ко мне присматриваться».

Он порадовался за меня, но что-то изменилось, я это почувствовал. Дед мне сказал: «Можешь кое-что сделать для меня? Пообещай мне, что позаботишься о моей дочери. Ради меня, окей?». Я не сразу понял, в чем дело, но сказал: «Хорошо, дедушка, я обещаю».

И я понял, что он имел в виду. Через пять дней дедушка умер… Я очень хотел, чтобы он прожил еще хоть четыре года и увидел, что я сдержал свое обещание, я позаботился о маме и у нас все хорошо.

Я говорил, что к шестнадцати годам приду к своей цели, но я опоздал на 11 дней. На дворе 24 мая 2009 года, финальный матч Андерлехт – Стандард. Сумасшедший день.

В начале сезона я практически не играл, тренер держал меня в запасе и я думал: «Как я подпишу профессиональный контракт, если все время сижу в запасе?». Я поговорил с тренером. Я сказал ему, что гарантирую 25 голов к декабрю, если он начнет выпускать меня. Он согласился, и я кое-что добавил: «Вы будете каждый день печь нам оладьи». Он согласился.

В итоге, я забил 25 голов уже к ноябрю, а перед Рождеством мы ели оладьи. Это был глупый спор, но пусть послужит уроком – никогда не заключай пари с голодным мальчиком.

Профессиональный контракт я подписал 13 мая, на свой День рождения. Я моментально купил себе FIFA и подключил кабельное. Накануне был важный матч Андерлехт – Стандард, команды набрали равное количество очков, и предстояло играть два матча плей-офф, чтобы определить чемпиона. Мне звонит тренер резервистов:

- Привет, Ром. Что делаешь?
- Иду играть в футбол в парке.

- Нет, немедленно собирайся!
- Куда? Зачем?

- Ты нужен основе. Немедленно собирайся!
- Я?

- Да, ты.

Я прибежал в комнату к отцу и крикнул: «Поднимай свой зад! Мы едем! Быстрее!». Он спросил: «Куда?». «В Андерлехт», – ответил я. 

По приезду на стадион, мне предложили выбрать номер. Я был очень смелым и сказал: «Хочу десятку». Экипировщик сказал, что игроки из Академии могут выбрать номер от 30 и выше. Я выбрал 36-й номер.

На 64-й минуте поединка тренер выпустил меня. Я дебютировал за основную команду Андерлехта в возрасте 16 лет и 11 дней. Мы проиграли в финале, но я был счастлив. В тот момент я осознал, что в нашей семье все будет хорошо. Я сдержал обещание, данное деду.

Я не знаю почему, но мои соотечественники прям жаждут увидеть, чтобы я провалился. Когда я перешел в Челси и не играл – они смеялись надо мной. Когда я перешел в аренду в Вест Бромвич – смеялись еще больше. Когда я в возрасте 17-18 лет играл за сборную и у меня не получалось, все говорили «бельгийский форвард африканского происхождения». Когда игра задалась – просто »бельгийский форвард». Вам не нравится, как я играю? Ваше право, но я – бельгиец. 

Когда я был ребенком, у меня не было возможности наблюдать за Тьерри Анри по ТВ. А сегодня он тренирует меня, учит находить пространство на поле, мы с ним все обсуждаем. Мы можем обсудить даже вторую Бундеслигу. «Тьерри, видел Фортуну?», а он скажет: «Шутишь? Конечно».

Я бы очень хотел, чтобы мой дедушка все это увидел. Я не говорю за АПЛ, Манчестер Юнайтед или Лигу чемпионов. Я говорю о том, какая сейчас у нашей семьи жизнь. Я бы хотел позвонить ему и сказать: «Видишь, дедушка, я же обещал…». Мы больше не спим на полу, в доме нет крыс, а мои документы не проверяют, ведь теперь они знают мое имя.