Шовковский: «В Киеве нет фашистов и бандеровцев»

ГРАЖДАНСКАЯ ПОЗИЦИЯ

– Никогда не думал, что буду давать интервью на тему ситуации в стране. Кошмар. Сколько звали говорить об этом, я же всегда отказывался. С друзьями, конечно, обсуждали, спорили, но на публику я этого никогда не выносил.

– Тем не менее, вы высказываетесь на этот счет гораздо активнее всех ваших коллег. У вас уже были из-за этого проблемы?
– Да нет. Комментарии по этому поводу всегда были: одни говорят, что надо, мол, у тебя есть имя, уважение. Другие – что ни в коем случае не нужно. А я просто делаю то, что считаю должным.
У нас в контракте есть пункт, запрещающий игроку – мне, в данном случае – публично говорить о политике. Я должен быть аполитичен, такие правила. Любое вмешательство политиков в футбол очень плохо воспринимается ФИФА и УЕФА – пострадать может и клуб, и сборная. Поэтому чаще всего игрокам о политике говорить запрещено.

Но свою гражданскую позицию я не мог не высказывать. За рамки своего контракта я в этом смысле не выхожу.

– Но были такие люди, как Роман Безус, – человек сменил юзерпик в соцсети на черный квадрат, и это уже что-то значит для болельщиков и прессы. Почему вам такого недостаточно?
– Я не мог молчать. Вся моя сущность говорила о том, что если мы строим страну, которая хочет быть европейской, стремится в Европу – значит, мы должны придерживаться тех же демократических принципов. Нельзя притеснять человека только за то, что он как-то иначе смотрит на жизнь. В цивилизованной стране в XXI веке такого быть не может.

– Вы приходили на матч ультрас «Динамо» и «Шахтера». Принимали участие в его организации?
– Нет, но когда мне позвонили и пригласили, я с огромным удовольствием откликнулся и пришел поддержать ребят. Я знаю, каким жестким было всегда противостояние болельщиков Киева и Донецка. То, что все ультрас во время этих событий объединились, говорит о многом. Раньше его и представить себе было невозможно. То, что такой матч был сыгран – это говорит о многом. Это значит, что у нас одна страна – не Восток и Запад, а целая Украина.

– Вы еще стали посредником между клубом и ультрас в ситуации Рыбки. Вам в этой роли комфортно?
– Знаете, кому много дано, с того много спрашивается. Можно сказать, что это такая капитанская обязанность. Это мой долг с одной стороны, а с другой – полностью совпадает со взглядами. С Рыбкой это была моя инициатива. Нам с ультрас жить вместе, мы должны найти компромисс и выйти из этой ситуации с честью. Мы же часто сбиваемся на эмоции, они отвлекают от сути. Меня учили подходить ко всему с трезвой головой.

– Ну вы-то злитесь когда-нибудь?
– Злюсь, конечно. Но вообще я стараюсь даже интервью не давать сразу после матча. Чтобы не наговорить лишнего. Эмоции – не лучший советчик. Были у меня разного рода случаи, не самые приятные. При этом я стараюсь анализировать все, что происходит. Потом, когда остываю.

– Тренером себя в таком случае видите?
– Даже не хочу пока говорить об этом. Представлять себя могу кем угодно, но о будущем своем говорить не люблю. Давайте говорить о том, что есть.

ЕВРОМАЙДАН

– С какого момента для вас лично начался Евромайдан?
– Ночью с 29 на 30 ноября. У меня сын студент, он на втором курсе учится. Когда на Майдане разгоняли студентов, я на секунду представил, что среди них мог оказаться он. Я все-таки считаю, что мы живем в демократической стране, и каждый вправе высказывать свою точку зрения и ее нужно уважать. А решать вопросы с позиции силы нельзя.

– До этого у вас было какое-то мнение об этих митингах – за евроинтеграцию или против?
– Сложно сказать. Просто хотелось бы все-таки жить по европейским ценностям, а не по советским.

– Вы уже несколько раз употребили слово «европейский». Что для вас Европа?
– Свобода, в первую очередь. Слова, выбора, действий, доступа к информации. Я не говорю о политических или экономических аспектах – тут я не берусь судить, что лучше. Меня волнуют в данном случае только человеческие ценности.

– После этого вы приходили на Майдан?
– Бывал там, конечно – но не в качестве митингующего. Тем более что мы с «Динамо» почти все это время были на сборах.

– События на Майдане развивались: сначала речь шла о мирном протесте из-за побитых студентов, а потом пошло одно за другим, все дальше и дальше.
– Почти все мои друзья были на Майдане. Так что информацию я часто получал не только из телевизора, но и от них самих. А у нас на сборах в Испании были каналы и украинские, и российские – и я смотрел почти все новости, какие только были. Картина там была противоположная – так что мне приходилось у своих знакомых в Киеве узнавать, что там действительно происходит. И когда я понял, решил вообще российские каналы не смотреть. То, что они показывали, то, как они искажали факты, – это был полный бред.

Особенно неприятно было слушать Киселева. Я же с ним неоднократно виделся когда-то – он восстанавливался у нас на базе в Конча-Заспе.

– Ого! Как он туда попал?
– Да это давно было. Он, кажется, курс реабилитации проходил после какой-то операции. И слушать его теперь было просто... Я вот сейчас с трудом подбираю слово помягче. Ужас, скажем так. В общем, российские каналы я просто перестал смотреть, чтобы лишний раз не заводиться.

– Потом на Майдане появились первые жертвы.
– Для меня это была точка невозврата. Стало понятно, что все это откатить и начать сначала уже не получится. Я не стану говорить, что я кого-то поддерживаю в этом конфликте, но я прекрасно понимаю, чего добивались люди. Народ вышел против той власти, против ущемлений своих свобод. Вы не понимаете, какой контингент был на Майдане. Я знаю многих состоятельных, обеспеченных, влиятельных в своем бизнесе – и все они поддерживали Майдан.

– Насилие вы как-то для себя оправдываете?
– Я, конечно, за мирное решение всех вопросов. Но, как показала ситуация, в тот момент это уже, наверное, было невозможно. Выдерживать это давление властей люди уже не могли. До этого многие мои друзья уехали из страны – потому что были угрозы их бизнесу, их здоровью, их жизни в конце концов.

– Как на ваше отношение к Майдану повлияло то, что там были правые радикалы?
– Сложно сказать, я же не общался с ними. У кого-то на Майдане точка зрения более радикальная, у кого-то более консервативная, у кого-то – националистическая. Но одна цель, один протест против режима объединили вокруг себя все силы.

– Как к правым, националистическим идеям вы относитесь сами?
– По крайней мере, я могу сказать, что это не «фашизм», который показывают по российским каналам. А так – я всегда за диалог.

– Как можно успокоить население Юга и Востока Украины?
– Я бы не сказал, что взгляд там сильно отличается. Я знаю много примеров того, как на Востоке были недовольны событиями в стране еще до Майдана. Но я думаю, что одним из провоцирующих недовольство моментов был первый закон, который приняла новая власть – закон о языке. Вот это меня очень удивило – как будто у нас других насущных проблем не было.

Я вырос в Киеве и всегда говорил по-русски. Это мой родной язык, хотя я дуже добре знаю українську мову і можу нею спілкуватись. Но ставить такие барьеры – это неправильно. Есть же примеры стран, где государственных языков, если не ошибаюсь, даже три.

– Видео, на котором вас спрашивают о Майдане и вы с трудом сдерживали слезы, – что это было?
– Это слишком личное. Не хочу об этом говорить.

КРЫМ И РОССИЯ

– Если бы три месяца назад вам сказали, чем это закончится – сотней убитых на улицах Киева, потерей Крыма, конфликтом с Россией – как бы вы отреагировали?
– Я бы подумал, что это какая-то научная фантастика. «Отдел на третьем этаже», как говорится.

– Оно того стоило – шанс получить европейское государство такой ценой?
– Знаете, борьба за свободу всегда того стоит. Последствия могут быть самыми тяжелыми, но никто не говорил, что будет легко. Украинскому народу никогда не было легко, на протяжении многих веков. Всегда приходилось за наши права и свободы бороться, сталкиваться с препятствиями – и внешними, и внутренними. Но свобода всегда остается приоритетом – думаю, для любого народа.

– Как вам роль России в Крыму?
– Странная ситуация. Действия России в этом плане не поддаются, по-моему, никакой логике. Ну представьте: живет семья в трехкомнатной квартире. И вот муж с женой поругался. Тут заходит сосед и говорит: вы ведете себя неправильно, ущемляете интересы мужа, я заберу у вас одну комнату. Я не могу этого понять. Я с этим, мягко говоря, не согласен.

При этом Россия отрицает, что это ее войска. Это, значит, «самооборона Крыма» такая – в полном обмундировании и с оружием XXI века.

– Это как-то влияет на ваше отношение к соседней стране?
– К людям в целом – нет. Но судя по тому, что я слышу и вижу, настроения в украинском обществе меняются. Сам я не хочу спешить. Мне нужно все проанализировать. Нельзя всех грести под одну гребенку. Нельзя судить обо всей нации по действиям отдельных людей – пусть даже и лидеров.

– «Динамо» должно было сыграть со «Спартаком» на матче открытия его стадиона. Теперь вы поедете в Москву?
– Если будет шанс, что этот матч способен сгладить всю эту ситуацию, помочь решить ее мирным путем – я за то, чтобы он состоялся.

– Украина и Россия смогут помириться окончательно после всего происходящего?
– Да, но осадок останется. Как в том старом анекдоте. Я понимаю, что нельзя обобщать, судить по всем – но что-то остается.

– Это интервью прочитают тысячи людей в России. Что бы именно им хотели сказать?
– Поменьше смотрите ОРТ, «Россию» и НТВ. Потому что мне как жителю Украины понятно, что информация там доходит до вас очень искаженной.

В Киеве понятия «бендеровцев», «фашистов», «нацистов» не существует. Приезжайте в наш город – я готов купить билет кому угодно. Пройдитесь, посмотрите и оцените сами ситуацию.
А проблемы везде есть – и у нас, и у вас. Россия – самая богатая страна мира по природным ресурсам, но находится на сто-каком-то месте по качеству жизни, одна из самых высоких смертностей, уровень преступности, самоубийств. Есть над чем работать, в общем. Если бы Россия во всем была на первых местах, тогда можно было бы о чем-то говорить. А так, получается, «мы осваиваем космос и занимаемся нанотехнологиями», но не можем обеспечить благополучие жителей своей страны.

Есть такой хороший фильм «Дом», посмотрите. Он о будущем Земли – что будет с нами, когда природные ресурсы закончатся. Это же главная составляющая российского бюджета.

– Если бы Россия хотела в Европу, как Украина, было бы проще?
– У нас очень многое общего в культурах, мы все-таки долго жили вместе. Но это им решать. Правда, у себя они почему-то не проводят референдумов – а референдум в Крыму почему-то хотят. Это странный подход. Давайте тогда проведем референдум на Курильских островах. Спросим жителей, где они хотят быть: в России или, может быть, в Японии?

Когда в Москве идет колонна в поддержку действий России, их никто не трогает. А российских граждан, которые митингуют в поддержку Украины, арестовывают и отправляют в СИЗО. Где логика?

– С российскими друзьями вы все это обсуждаете?
– Глубоко не обсуждаю, но всплывает эта тема в любом разговоре, конечно. Это самый больной вопрос, его приходится касаться, хотим мы того или нет.

Никто не хочет настоящих военных действий. Мы очень долго были вместе с россиянами, решали какие-то общие задачи – а сейчас все идет по такому сценарию, который три месяца назад даже предположить было сложно. Хотя примеры таких действий России уже были – связанные и с Грузией, и с Чечней.

– В Украине была объявлена всеобщая мобилизация. Представляете себя в военкомате?
– Честно говоря, не представляю. Но... В общем, хотелось бы, чтобы не было никаких «но».

– Такое вообще возможно?
– Мои чувства и эмоции отказываются в это верить. Но логика подсказывает, что если так будет продолжаться и дальше в том же направлении, то все может быть.

БУДУЩЕЕ

– Через сколько можно будет увидеть ту Украину, о которой мечтали участники Майдана?
– Легко нам не будет. Тем более, что и в мире в целом сейчас кризис. Придется туговато. Но я думаю, что при правильном подходе мы из него выйдем. Надеюсь, что раньше, чем через 200 лет, о которых говорила Анна Герман.

– Не боитесь, что страна окажется в той же ситуации разочарования, которая была после 2004 года?
– За одного битого двух не битых дают. Мы стали мудрее и опытнее. Очень надеюсь, что наши политики не допустят старых ошибок.

– Те назначения и перестановки, которые происходят, в вас вселяют оптимизм?
– Я пока отношусь к этому нейтрально. Мы сейчас в сложной ситуации – чтобы страна работала, нужны работающие главные органы. Возможно, некоторые назначения и поспешны, но какие-то люди должны быть на этих местах, чтобы кто-то руководил ведомствами.

Я самой политикой и этими вещами начал интересоваться только в самое последнее время. Мне тяжело все это оценивать.

– Вы решили, за кого будете голосовать на выборах президента?
– Еще нет. Но даже если решу, озвучивать не стану. Но на выборы пойду обязательно. Я считаю, что каждый должен пойти. Я всегда ходил – это обязанность гражданина.

– Вас самого наверняка будут звать в политику. Вы себя в ней представляете?
– Я как-то не собирался пока об этом думать. Но в последнее время меня об этом начали часто спрашивать. Могу сказать однозначно: я не исключаю такой возможности. Но пока я действующий спортсмен и у меня есть контрактные обязательства, ни о какой политике речи быть не может.

– Что, если в чемпионате Украины не останется крымских команд?
– Даже думать об этом не хочу.

– Если бы матч с «Таврией» не перенесли из Симферополя, вам было бы страшно туда лететь?
– Возможно, было бы. Но полетели бы. Хотя я не играл бы сейчас из-за травмы, но команда полетела бы.

– Ну и финальное. Вам 39 лет. Сколько вы еще планируете играть в футбол?
– Желание есть, все зависит от того, на сколько еще хватит сил. У меня было немало травм – посмотрим, как организм будет с ними справляться. Но из «Динамо» я уже никуда игроком не уйду – карьеру буду заканчивать здесь в любом случае. Я всю жизнь провел в этом клубе и позволю себе сыграть свой последний матч за «Динамо».