Гор-Быль. Как инспектор ГАИ сдал алкотест Саше Левинсону

Футболисты частенько называют шутки, истории, байки «горбылями». Всевозможные истории, веселые и печальные, реальные и – частично – выдуманные, иногда кажущиеся совершенно неправдоподобными, я начал собирать году в 75-м. Не специально, разумеется, а – какие попадутся. Что-то рассказывали мне из первых уст, что-то рассказывали те, кому рассказали из первых уст, что-то вычитал, что-то происходило непосредственно со мной.

Назвать себя автором всех историй, конечно же, не могу. Скорее – собирателем, память которого освежали порой периодические издания, книги, интернетовские страницы. Встреч на спортивных перекрестках было, понятно, множество и рассказов-баек выслушано немало. Получилась подборка гор-былей, то есть – былей от Горбунова.

Вторая половина 70-х годов. Теплый субботний вечер. Время – половина седьмого. Возвращаемся с моим другом, известным журналистом Сашей Левинсоном на его автомобиле с какого-то матча, проходившего на московском стадионе «Динамо», по Ленинградскому шоссе. В машине, помимо водителя, известный всей столице спартаковский болельщик Миша Жигалин и я.

Мы с Левинсоном работали тогда в спортивной редакции ТАСС. Вместе, помнится, в середине 1975-го года, почти сразу после победы киевского «Динамо» в Кубке кубков, ездили в Конча-Заспу, сделали объемное интервью с Валерием Лобановским и Олегом Базилевичем – это было первое относительно большое интервью двух молодых тренеров, его напечатала «Комсомольская правда».

Жигалин был известным коллекционером футбольных программок. Собирал только спартаковские, то есть, с тех матчей, в которых принимал участие «Спартак», – в чемпионате страны, розыгрыше Кубка, международных турнирах, товарищеских – дома и за рубежом. У него, начиная с первой  выпущенной к спартаковскому матчу программки, было почти полное «собрание сочинений». Не доставало лишь нескольких раритетных экземпляров, выпускавшихся во время зарубежных турне «Спартака» в 40-х и 50-х годах.

Кто-то подсказал Мише, что таковые могут быть у Константина Сергеевича Есенина, известного статистика футбола, публиковавшегося в еженедельнике «Футбол-Хоккей». Сын Сергея Есенина, он с утра до ночи колдовал над футбольной цифирью. С ее помощью искал закономерности, находил их, опровергал устоявшиеся суждения, делал прогнозы.

Жигалин, узнав адрес дачи Константина Сергеевича, с которым знаком не был, отправился в Подмосковье. На звонок к калитке, запертой на два замка, подошел Константин Сергеевич, уставший от постоянных нашествий поклонников поэта, норовивших проникнуть в дом и что-нибудь на память стибрить.

Предположив в Мише одного из таких посетителей, Константин Сергеевич открывать калитку не стал, а поинтересовался из-за нее целью Мишиного прихода. Миша честно рассказал о программках, назвал те, за которыми он в то время гонялся, и сказал, что очень надеется на помощь Константина Сергеевича.

Хозяин дачи и поверил гостю – уж очень точен он был в названиях матчей, и не поверил, предположив, что программки – всего лишь ширма для того, чтобы проникнуть в дом поэта. Так он Мише и сказал: «А вы точно не по поводу архива моего отца пришли?» Мишин ответ заставил Константина Сергеевича широко распахнуть калитку, пригласить Жигалина в дом и допустить его к собственному архиву. «Я, – сказал тогда Миша, – понятия не имею, кто ваш отец».

…На мосту, метров за двести до съезда на площадь Белорусского вокзала гаишник тормозит наш «жигуленок». Левинсон выскакивает из машины, отправляется к милиционеру, а я через заднее окно наблюдаю, как они сначала спокойно разговаривают, а потом оба начинают размахивать руками. Саша возвращается и говорит: «По-моему, он пьяный». Иду с ним к милиционеру. Действительно, лицо серое, слова не совсем четко произносит, движения не очень уверенные. Киваю Левинсону, и он говорит инспектору:

– Ты – пьяный.

Милиционер:

– Давай спорить, что нет?

– Давай, – говорит Левинсон. – На что?

– На две бутылки коньяка, – ответ мгновенный.

– А как докажешь, что трезв?

– Сей момент!

Инспектор по рации что-то говорит, через короткий отрезок времени на мост с сиреной влетает милицейская «Волга», мы в нее садимся и водитель «Волги» протягивает «нашему» милиционеру алкотестер. Тот дышит в трубку, показывает нам и торжествующе говорит: «Все в порядке!»

Я с заднего сиденья милицейского автомобиля говорю ему:

– У вас левый алкотестер. Возите его всегда с собой и дурите народ.

– Все по-честному! – обиделся гаишник. – Ты сегодня выпивал?

– Да. Пиво на стадионе.

– Давно?

– Часа два назад.

– Не пойдет. Нужен свежак.

– У меня в машине в сумке еще бутылочка есть, домой со стадиона прихватил.

– Тащи сюда!

Сходил за пивом, вернулся в машину.

– Пей!

Я стал спокойно пить пиво из принесенной бутылки.

– Быстрее! – стали торопить меня милиционеры.

Допил. Дали алкотестер мне.

– Дыши!

Подышал. Прибор показал наличие алкоголя.

– Вот видишь! Все по-честному, – обрадовался гаишник. – Быстро в твою машину и поехали в Елисеевский за коньяком.

Вслед за «Волгой» ГАИ, с сиреной мчавшей посередине улицы Горького, с такой же скоростью летели «Жигули» Левинсона. Только потом я сообразил, почему меня торопили с пивом и так гнали к гастроному: тогда отделы, продававшие алкоголь, закрывались в семь вечера.

Мы успели. Перед Елисеевским машина ГАИ перегородила дорогу, Левинсон припарковался, вместе с милиционером – чтобы без очереди! – влетел в магазин и вернулся через пять минут с двумя бутылками армянского. Забирая добычу, «наш» гаишник сказал, что серый он оттого, что сменщик так и не появился, ему пришлось сутки провести на посту, а сейчас он с ног валится от усталости.

История на этом не завершилась. Спустя несколько дней левинсоновский друг детства Леша Стычкин, отец известного нынче артиста Евгения Стычкина, сказал Левинсону: «Тут такой номер был – мне рассказали: днями на Ленинградке какой-то еврей заставил гаишника в трубку дышать».