Зонин: «Говорил Лобановскому: «Валера, тебя все дурят»

Рассказы свои смазывает ласковым «епт». Я слушаю – верю и не верю. Сюжеты этот старик вырисовывает, чуть приподнимая костыль – куда там Стивенсону!

Его зовут Герман Зонин. Тренировал он сборную СССР, когда я не родился. Тогда же и клуб свой делал чемпионом Союза. Та его команда, ворошиловградская «Заря», была и осталась главной сенсацией в истории советского футбола.

Видимся мы раз в пять лет – и рассказы Зонина становятся все цветастее. А память все лучше.

За прошедшие пять лет обзавелся мой герой костылем – и похож нынче на старого флибустьера. Которого боялся сам Флинт. Не хватает попугая на плече, восклицающего о пиастрах.

Рассказывая истории особенно пронзительные, хватает Герман Семеныч костыль словно шашку и победно взмахивает. Не задевая, однако ж, хрусталь под потолком. Кажется, этот экспромт отработан.

– Был у меня в сборной Малыгин. Выпустил его на неофициальном первенстве мира против Эйсебио – так тот моего Малыгина затаскал! Я разозлился, в перерыве кричу: «Да дыхни ж ты на него махрой!»

– И что?
– Дыхнул: «Хфуу…» – Эйсебио заменили сразу. Меня потом корреспонденты окружили: «Это кто такой?» А я отвечаю: «Откуда Эйсебио ваш? Мозамбик. А Малыгин из города Коммунарска. Издали посмотришь – не видно города этого. Металлургический завод, один дым! А Малыгин махру еще курит». Все попадали.

ВИЛЛИ НЕ УПРАВЛЯЕТ КОМАНДОЙ

Я сижу, переосмысливаю. Какой Малыгин, какая махра? Что за сказки? Какое первенство мира, Господи прости?

Сквозь пелену доносится до меня голос Зонина:

– Нет мысли у команды при этом Богуше. Не вижу!

– Каком Богуше?
– Ну, Вилли Боаше. Не управляет Вилли командой, не слушают его.

Я встряхнулся. Перевел разговор в русло нейтральнее. А вернувшись домой, кинулся к справочникам. Вот вам, пожалуйста – июль 72-го, Белу-Оризонти. Кубок 150-летия независимости Бразилии. Сборная СССР: Ловчев, Бышовец, Онищенко, Малыгин... Эйсебио у португальцев заменен на 75-й минуте…

СОБИРАЮСЬ ЕГО ОТЧИСЛЯТЬ – ПРИВОДИТ КО МНЕ ОТЦА, ИНВАЛИДА ВОЙНЫ
Я оглядываюсь по сторонам – взгляд цепляется за потускневшую медаль. Герман Семеныч замечает, расправляет плечи:

– Это моя первая тренерская победа! Принял «Трудовые резервы», играем со сборной ГДР на Кубке Балтики. Футболистов не хватило, пришлось самому выходить. Еще помощника заставил. Прохожу по флангу – ему в ногу, гол! Меня еще и лучшим футболистом признали! Ты примерь медаль-то, не стесняйся…

– Мяч тоже с историей? – замечаю еще один экспонат.
– Леонид Ильич подарил.

– Брежнев?
– Ну а какой же еще Леонид Ильич? Вызвал меня в Смольный Аристов, первый секретарь ленинградского горкома. Встает из-за стола, в руках мяч: «В Москве на совещании Брежнев говорит: «Смотрел игру «Зенит» – «Торпедо». Ни одного гола! Передайте вашему тренеру этот мяч, чтоб мы почаще видели его в воротах…»

– Мяч-то не советский.
– Тогда как раз польская выставка проходила. Оттуда принес. Кстати, Аристов жив. На год старше меня. Можете его расспросить про мяч – подтвердит…

– Общаетесь?
– Говорит недавно: «Листаю книжку Генки Орлова. Да ты, Герман, первый должен быть в этой книге! От ЦСКА отказался ради Ленинграда, от сборной, от киевского «Динамо»…»

– Действительно, отказывались?
– Да. А команда меня предала. В 74-м году уезжаю в Коверчиано, лекции читал тренерам европейских сборных. Оставляю «Зенит» на своих помощников. Вторых тренеров ни во что не ставили. Шли на втором месте. Возвращаюсь – уже четвертые. Целая группа сдавала матчи.

– Геннадий Орлов рассказывал – продали матч «Нефтчи».
– Он свидетель был! Потом говорю команде: «Это что за метаморфоза? Вам не стыдно?»

– Кто был главный затейник?
– Как мне рассказывали – Вьюн. Помню, мяч катится вдоль ворот, он ставит ногу – и мяч летит выше! Все законы физики и математики попрал! Потом Качалин ко мне подходит: «Ну, Герман, невезучий же ты» – «Что сделаешь, Гавриил Дмитриевич…»

– Сколько игр отдали в ваше отсутствие?
– Кажется, две. Или три. Кто-то падал в своей штрафной – мы пропускали. Только забьем – сразу ответный получаем. Генка Орлов, молодой комментатор, сражен был всем этим. А потом я досконально разузнал.

– Как разобрались?
– Был у меня защитник – Сашка Деремов. Попал под влияние Вьюна. Собираюсь его отчислять – приводит ко мне отца, инвалида войны. Руки нет. Умоляет: «Герман Семеныч, я вас прошу, не отчисляйте! Я защитник, виноват во всем. Но дело прошлое…»

– Разжалобил?
– Нет. Я к отцу повернулся: «Вот ты фронтовик, скажи мне – простил бы предательство? И я не прощаю!»

СКОЛЬКО Я НА НИХ ЗДОРОВЬЯ ПОТЕРЯЛ, НА ГАМУЛУ ЭТОГО!

– Кто еще был в этой компании?
– Вьюн, Садырин, Деремов… Олейник, по моему.

– Отчисляли вы безжалостно. До сих пор легенды ходят. Хоть об одном расставании жалеете?
– Был в «Зените» такой Сашка Маркин. Отличный парень, забивал… Но связался с какой-то кореянкой, фарцовщицей. Начал поддавать. Сколько я с ним беседовал!

– Бесполезно?
– Раз завел беседу: «Саш, почему так себя ведешь?» – «Маркин знает, как себя готовить!» – «Вон отсюда!» Ушел. Потом вижу – сидит на крыльце. Подошел, обнял его: «Сколько я с тобой возился? Только ради тебя поменял игру команды!» Но выгнал. Даже Аристов меня уговаривал – оставь его. А я решил – нельзя одного прощать, а других наказывать. Закончил торговый институт. Стал работать директором вагона-ресторана. Опоили его, ключ сняли, все украли. Суд был. До сих пор жалею – зря я его выгнал. Надо было побороться.

– Еще с кем жалко было расставаться?
– С Толькой Зинченко. Хоть парень скользкий.

– С ним-то что случилось?
– Взял его из Ростова, квартиру дал – и вдруг началось: «Я не могу. У вас такие тренировки, чувствую – если останусь, порвусь. Освободите меня…» Не понимал, что только через эти тренировки можно стать футболистом. Отпустил Зинченко в ленинградское «Динамо». Оттуда Морозов его в «Зенит» вернул время спустя.

– С Гамулой и Заваровым истории интереснее.
– Над Володькой Федотовым издевались в Ростове. Как-то сидим в «Астории», Федотов поднимается: «Герман Семеныч, хочу выпить за вас! Вы великий тренер, сделали команду, а я ее развалил. Нет у меня такого характера, как у Константина Ивановича, как у вас…»

– Он совсем слабохарактерный был?
– Абсолютно. А у меня кругом высказывания Макаренко были расклеены. Я воспитывал! Как с Заваровым получилось?

– Как?
– Его же отец мне говорит: «Его воспитание поручаю вам. Можете бить, если надо». Сынок рядом стоит. Я говорю: «Слышал, Завар?» – «Шо?» – «Дам тебе «шо»…» Сколько я на них здоровья потерял, на Гамулу этого!

– Гамула – прекрасный человек.
– Гамула наставник его был, духовник. Гляжу – идут. Говорю: «Так. Пара гнедых». В Кудепсте открыл комнату, где они с Заваровым жили. Свет не включаю, сижу в темноте. Среди ночи шепот со стороны окна: «Что, Завар, как обезьяны прорываться будем? Зонин седьмой сон видит…» По дереву – на второй этаж!

– Ловко.
– Открывают, крадутся. Резко включаю свет. Физкультпривет, говорю. Зонин-то и первого сна еще не видел!

– Это тогда вы Гамулу на ассенизаторскую машину определили?
– Ассенизаторской машины не было – в спортроту отправил. Говорю: «Из Завара буду делать человека сейчас, из тебя – чуть позже. Пока послужишь немножко. Поспишь без подушки, без одеяла. Кормить тебя будут нормально, я распоряжусь. Ты хороший парень». Выдали ему шинель как у кавалериста – длинную, по земле волочится. А сапоги – на три размера больше.

– Боже.
– Приехал за ним майор – но до этого я представление устроил. Вызывал парикмахера, лично поставил стул для Гамулы. Ребят рассадил вокруг. «Так! – говорю. – Наш лучший друг Гамула, учитель Завара, прощается со своей шевелюрой!» Все аплодировать начали. Гамула сидит бледный. Завар тоже сник. Ррр – пошла первая дорожка…

– Какой кошмар.
– Заваров глаза выпучил. «Видишь? – поднимаю палец. – Еще каплю выпьешь, кудри твои экзотические будут валяться здесь же…»

ЗОНИНА НЕВОЗМОЖНО БЫЛО ОБМАНУТЬ

– Как Гамуле служилось?
– Письма мне покаянные писал вот такой толщины. Каждый день – по письму: «Верните меня, больше не буду!» Я эти депеши перед командой зачитывал – и на доску объявлений прикреплял.

– Гамула рассказывал, как девчонок купал в ванной с шампанским.
– Да ну, не может быть. Я б ему ванну устроил… Сам Гамула говорил: «Зонина невозможно было обмануть». Я такие тренировки придумывал на скоростную выносливость, что не до ванн. Получаешь мяч – сразу рывок. «Вертушка» называлось. Из ничего сделал команду. Серега Балахнин до сих пор вспоминает мои подвесные мячи, все на разной высоте раскачиваются. Ты одной ногой толкаешься – должен достать. Посмотрите, у Курбана сейчас все с одной ноги отталкиваются – поэтому и опережают, играя головой…

– Кто-то в фантазии с Гамулой сравниться мог?
– Был у меня хохмач один из Одессы, Лисаковский. Вместе с Сабо мне их прислали на сбор в Болгарию. Но Сабо-то футболистом стал, а этого я только полтора года вытерпел. Ездили в Сочи тренироваться мимо памятника Островскому – я каждый раз автобус останавливал: «Читай!» Тот начинает: «Жизнь человеку дается один раз и прожить ее надо так, чтоб не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» Обратно едем – снова: «Стоп! Лиса, читай!» – «Да нет у меня больше мочи, я вам в любое время скажу…» – «Будешь читать!» Вот так читал дважды в день.

– Помогло?
– Преобразился парень! С румынами играли – пять мячей забил. А потом – все снова. Бабы и выпивка сгубили. В Ташкенте после игры следил за ним с семи часов вечера до двух ночи. В садике засел у гостиницы – вижу: лезет… «Лиса!» Он хоп – и упал. Я над телом склоняюсь: «Сколько я за тобой слежу – за это время что ты только не делал. И в карты сыграл, и что угодно. Это ужас! Один человек за год столько не сделает, сколько ты за это время!»

– Выгнали?
– Собирай, говорю, свои манатки, закончено наше сотрудничество. Тот с одесским акцентом: «Ой, Эрман Семеныч, может, мы-таки продолжим эксперимент?» Я, говорю, тебе что – Макаренко? Сейчас дам «эксперимент»… Пинком под задницу – он бегом от меня. Я к дежурной: «Выселяйте его. Собирайте вещи и за порог».

– Так и закончился футболист?
– Славка Соловьев просит: «Отдай мне его в «Пахтакор»?» Смеюсь – да забирай! Там тоже не задержался. Подсел на шампанское, получил диабет и в 35 лет умер.

КАК МОЖНО КУПИТЬ ИГРУ В ТБИЛИСИ – У ГРУЗИНОВ?

– Если «Зарю» вывели в чемпионы – дисциплина была железная?
– Вот вам случай – приходит Балаба, второй тренер: «Наши все пьяные в ресторане, день рождения отмечают!» Ладно, думаю. Пусть пьют. Завтра я их опохмелю. Звоню секретарю обкома: так и так, нужно утром два самолета ИЛ-12. Маленькие, одномоторные, типа кукурузника…

– Зачем?
– А ты слушай! Привожу утром команду на аэродром. Валерка Гаусов у винта сразу лег – освежается: «Хорошо! Сейчас бы сто грамм…» Еще не знает, что я задумал. Рассадил их в самолете друг напротив друга, как парашютистов. Сам сел к летчику – я же бывший бортмеханик. Говорю: «Давай пониже, чтоб болтанка была». Кружим-кружим, садимся. Летчик открывает дверь – и тут же захлопывает: «Невозможно! Друг друга обблевали!»

– Многие говорили: «Заря» то чемпионство купила. Обидно слышать?
– Как «Заря» могла купить первые восемь игр – из восьми? Обыграть всех звезд! Как можно купить игру в Ереване? В Тбилиси – у грузинов? У них что, денег меньше, чем у нас? Мы играли в такой футбол, что киевское «Динамо» умоляло вничью сыграть! В Киеве!

– Невероятно.
– Я уехал отчитываться в Москву по сборной, возвращаюсь – а они 3:3 сыграли. Слухи доходят, что расписали. Вызываю Журавлева: «Сашка, это правда?» – «Герман Семеныч, поддался я, дурак, на уговоры. Нельзя такие вещи делать…» Открывается история – «Заря» ведет 1:0, Журавлев специально пенальти не забивает. Киев один мяч отквитал, второй забили. Кричат: «Сейчас мы им дадим!»

– Обмануть хотели?
– Ну да! Тут уж наши рукава засучили – ничья и получилась. Зато уж дома мы с Киевом разобрались. К нам на базу явился вдруг из Киева Сашка Севидов со вторым секретарем обкома партии Азаровым. Вижу – идут: «Что вы приехали? Хотите посмотреть, как живем? Вот – домики, вот кухня. Вот маленькая столовая, деревянный домик… Что хотели-то?» – «Давайте вничью сыграем?»

– Что ответили?
– «Обалдел? Ты чемпион Советского Союза! Боишься «Зарю», деревенскую команду. Будем играть! Забьете десть – хорошо». Но вышло 3:0 в нашу пользу. Кто только ничью не выпрашивал. На каждом шагу! Но я этих денежных дел сторонился, меня коробило. Не представлял, как можно прийти в раздевалку и сказать: «Ребята, сегодня играем вничью!» А то был тренер Алескеров, как-то кричит: «Да я сам заплатил, с книжки деньги снял!» Говорю: «Послушай! Кто ты такой? Что орешь? Ты откуда взял эти деньги-то? Это ж безобразие одно!» Так неприятно сталкиваться…

ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО СЛУЦКИЙ РАСКАЧИВАЕТСЯ-ТО?

– Открывали вы большие таланты.
– Взял из Киева Зуева, центрального защитника. Такую ему роль нашел на поле, что подходит: «Герман Семеныч, только у вас понял, что умею в футбол играть! Сам себе поражаюсь – неужели я такие вещи могу делать? В Киеве только бегал, по пяткам людей лупил, по ахиллам. Большое вам спасибо…»

– Заварова вы открыли.
– У него ноги «иксом» – не поймешь, что будет делать. Наигрывал их в паре с Андреевым. Заварову ничего не стоило двоих-троих обвести, Андреев на передней линии… Из интерната тогда пять человек взял – четверо заиграли! Потом всей командой, с женами и детьми, ко мне домой пришли. С шампанским. Просили не уходить. Это ж дорогого стоит?

– Безусловно. Тогда вы из-за каких-то военных ростовский СКА покинули?
– Из-за сына маршала Мерецкова. Тот тоже был генералом. Звоню в штаб: «Команда просит, чтоб я с вами переговорил…» – «Извиняюсь, мне некогда». Возвращаюсь: «Ребята! Командующему некогда. Мы его не интересуем». Штаб рядом, пешком можно дойти. Наутро пошел забирать трудовую книжку – генералы не отдают: «Мы вас не отпускаем!»

– Все равно ушли?
– Да. А документы потом какой-то подполковник привез. Как ко мне люди относились в этом городе! 2:0 обыгрываем Ереван, на трибунах какая-то заваруха. Судья подбегает: «Если не прекратится, закончу игру!» Я бегу к той трибуне, где шум. Поднял руку – все замолчали: «Друзья мои! Мы же играем для вас! Выигрываем, все здорово – а вы хотите, чтоб матч остановили. Ну-ка найдите виноватого, спускайте его вниз…»

– А что случилось-то?
– Драку устроили! Минуты не прошло – спускают парня с разбитой мордой. Того милиция под руки, на весь стадион объявляют: «Такой-то получил 15 суток!» Все прекратилось. Секретарь обкома на меня смотрит: «Ну и авторитет у вас…»

– Не только в Ростове вы ругались с начальством.
– Еще в Воронеже. Выгнал из раздевалки зав отдела обкома. Тот явился перед матчем: «Этих пятеро поменяй на вот этих». Я не выдержал: «Тыкать будете у себя в обкоме, а здесь я руковожу. Не нравлюсь – выгоните меня. Но сейчас уйдите из раздевалки, чтоб я вас не видел!»

– Ушел?
– В шоковом состоянии. Свита за ним поплелась. С «Локомотивом» мы играли, у них отличная команда была. Маслаченко в воротах. 0:0 закончили, Маслак их и спас.

– Что, выгнали вас?
– Наоборот! Потом приходят: «Вы кудесник!» А я им заявление на стол кладу. Так они собрание устраивает, вся команда сидит. Я отдельно, за маленьким столиком: «Меня хотите судить? А я буду сегодня общественным обвинителем!» Они ребят стали поднимать. Андроникова накануне я лично снял с зарплаты за нарушения. К нему обращаются: «Что думаешь о Зонине?» – «Лучше тренера у нас не было и не будет!» Но оставаться было нельзя. Сказал ребятам: «Работать мне здесь все равно не дадут, будут в отместку гадить. Я вас люблю. Вышли с вами в высшую лигу – продолжайте в том же духе…»

– «Стандарты» отрабатывали до темноты?
– В темноте!

– Не пугайте меня, Герман Семенович.
– На стадионе свет выключили, темень. Ничего, говорю, я вам лампу зажигаю. Пока из десяти шесть не забьете – никуда не уйдем. Ужин холодным стоит.

– У вас играл Курбан Бердыев. Сложный характер?
– Он капитаном у меня был, умнейший игрок. Все за мной записывал. Я знал, что тренером станет – одно надо было поправить: «Ты должен стать коммуникабельным человеком, беседовать с каждым. Сам же видишь, как я разговариваю…» Он понял. Андреев – нет. Вот его характер подвел.

– Что за характер такой?
– «Я! Только я! Великий я!» В Ростове прихожу к Андрееву домой, тот на диване лежит. Не думает подниматься. Я поразился: «Ну что, король? Не видишь, кто пришел?! Ты совсем обалдел, Серега? Ты такой же, как все, просто чуть лучше играешь в футбол. Без Заварова что ты будешь делать? Да в жизни не забьешь!»

– Действительно?
– Так ему Заваров мячи на голову клал – как сейчас Халк Дзюбе. Или младший Месхи в Тбилиси этому, лысому…

– Челебадзе?
– Челебадзе! Все пререкались: «Это же я головой забиваю!» – «Да не ты забиваешь, а я тебе мяч на голову опускаю» – «Слушай, опускай тогда не шнуровкой, больно же…»

– У Балахнина характер легче?
– С Балахниным сидим недавно на «Петровском» в ложе VIP. Говорю: «Помнишь, где я тебя впервые поставил? В Ташкенте! С правой ты забил, а с левой – нет… Вспомни, Серега!»

– Вспомнил?
– Говорит – вспомнил. Про «дорожку смерти», которую я придумал, тоже помнит. Говорю ему: передай Слуцкому, другу своему, что пока тачку возим, не бежит сборная. А Европа вся на скорости. Ты не знаешь, что Слуцкий раскачивается-то?

– Понятия не имею.
– Бубукин меня встречает как-то: «Ты знаешь, почему Лобан на скамейке раскачивается?» – «Почему?» – «Вдруг бросят бутылку – а он раз, и наклонился. Бутылка мимо пролетела…»

– Кстати, Слуцкий говорил: «Самая сильная команда, которую видел – сборная Франции 84-го года». Самая волшебная команда, которую видели вы?
– Сборная Германии 72-го! До сих пор помню, как они с югославами разобрались. Тем и Джаич не помог. Высочайшая культура футбола, дисциплина. Что Крамер творил, епт! Хурцилаву и Дзодзуашвили затаскал. Простреливает, Рудаков в одну сторону падает – Мюллер так голеностоп вывернул, что мяч в другой угол закатился…

ОДИН У МЕНЯ В МОСКВЕ ДРУГ – СИМОНЯН

– Артист Сергей Мигицко рассказывал историю – встретил вас на стадионе. Долго вы копошились в подкладке пиджака, потом протянули ему карамельку «Взлетная»: «Опа! Держи. 1964 год, рейс Ленинград – Ереван»… Вот это память, Герман Семенович.
– Я помню, что в 3 года делал!

– Потрясающе. Я помню себя с 26.
– А я каждый гол помню из тех времен! В 80-м году приезжает в Ростов «Спартак». Ох, какая у них команда была… Ведут 1:0. В перерыве Серега Гончаров, защитник, стонет: «Больше не могу, сажайте меня» – «Родной, посажу в следующий раз. А сегодня забьешь…» Он все штрафные и угловые исполнял.

– И что?
– Дважды Гончаров по флангу проскакивает – и дважды Андреев забивает! Потом вижу, второй тренер Федор Новиков ходит кругами вокруг автобуса: «Я же говорит – смотрите, это Зонин… Не послушали, проиграли…»

– Упражнения у вас были экзотические. Не зря Балахнин «дорогу смерти» вспоминал.
– Тренирую я «Факел». Ранняя весна. Под окнами, в лесопарке все на лыжах ходят. Сам встаю – и команду за собой веду! Три часа с хохотом катаемся. Кто держится, кто с горы падает. А снег подтаявший, нагрузка огромная – потом ноги не поднять! Пообедали – начинаем акробатикой заниматься. Коротков Юра кричит: «Жена, прощай, сейчас яйца раздавлю!»

– Была опасность?
– Если неправильно прыгнешь – как раз на яйца приземлишься. Но я лично им сальто показывал, всему обучил. Я ж в Казани гимнастическую школу окончил, все сам делал! В Луганске на спор с 10-метровой вышки прыгал – выиграл 2 килограмма конфет! В водное поло с ними играю – под одного поднырну, тяну вниз. Тот орет, пузыри пускает… Как-то команда в баскетбол играет, меня к телефону позвали – я оставил жену судить. Вернулся – она в ужасе: «Это кошмар! Как ты с ними работаешь?!» Я поворачиваюсь: «Это что такое? Вы майора милиции не слушаете?!»

– До почтенных лет сами бегали?
– Пока эндопротез мне не поставили. Марк Годик приезжал, всегда у меня останавливался. С ним и бегали, он же легкоатлет бывший. А сейчас худо ему, Паркинсон. И жена умерла от Паркинсона. Вот с умными людьми что происходит. А с алкоголиками ничего не случается.

– Недавно еще операцию пережили?
– Чуть концы не отдал. Левосторонняя грыжа, лет шесть с ней мучился! Брюхо проткнули, накачали меня как дирижабль. Говорят: случись небольшое защемление – помер бы. Просыпаюсь – трубка во рту. Ты не представляешь, сколько сейчас больных. Койка часа не пустует. Нас троих увезли – тут же троих завозят.

– «Зенит» чем-то помог?
– «Зенит» знать не знал, что со мной. Хоть с Миллером встречаемся – целуемся. Говорил ему, что 5 тысяч рублей в месяц ветеранам «Зенита» – мало. Заинтересовался: «Сколько в Москве платят?» – «По 30 тысяч!» Хорошо, отвечает, решу вопрос. Но пока что-то не решил.

– 107-летний художник Борис Ефимов говорил: «С каждым днем чувствую себя все лучше».
– Ум светлеет. Я же не пил, не курил, бегал как лошадь. Все время в движении. Сейчас-то с костылями по 40 минут зарядку делаю! 12 сентября 90 исполнится. Если доживу, конечно.

– Доживете. Куда вы денетесь.
– Лехе Парамонову говорю: ты будешь догонять Зельдина. Я – тебя. А Никита Симонян мальчишка в сравнении с нами. На месяц и три дня младше меня.

– Стареть – это страшно?
– Я даже не замечаю! По три часа лекции читаю – никто не уйдет, не шелохнется! Без перерыва! В тренерской школе был председателем аттестационной комиссии. Из ЦК люди сидели на главном экзамене. Даю слово Галимзяну Хусаинову. Тот вышел – молчит. 30 секунд, 45… На меня комиссия смотрит. Говорю: «Гиля! Ну вспомни, какой ты мне вчера анекдот рассказал!» – «Ха!» И пошло!

– Кому тяжело экзамены давались?
– Банишевскому. Мне Варюшин говорит: «Он по-русски едва говорит, завалится, три года здесь просидел, только деньги получал…» Ладно, говорю. Не шуми. Вызвал Банишевского: «Толик, возьми свою дипломную работу. Прорепетируй один на кафедре футбола. Знаешь все прекрасно. Ты выдающийся футболист, тебя любит весь Азербайджан. И я тебя люблю. Вот Варюшин такое говорит, а я в тебя верю!» Банишевский пошел репетировать – а я спрятался за доску. Потом выхожу: «Если так выступишь, получишь пять!» Все получилось. Варюшин поражен: «Что ты с ним сделал?!»

– Поколение было выдающееся.
– Тольку Байдачного я выпускал. Матершинник был страшный. У Хурцилавы беру тапок – по заднице его: раз! «Больно? Я тебя отучу ругаться…»

– Встречали мат заковыристее?
– У команды «Торпедо» в полном составе – когда те на зарядку выходили. Я проверяющим к ним ездил.

– Если главный тренер виртуоз в этом смысле – то и команда подхватит.
– Вальку Иванова как сейчас помню. Приятель у меня был – Гельмут Шен. Из Беккенбауэра сделал опорного защитника. Вот сидим на каком-то матче, смотрим. А Валька Иванов наблюдает персонально за Беккенбауэром: «Герман Семеныч, за две игры – один неточный пас! Это же чудо!» Там, в Германии, нам подарки вручили – хорошие часы, костюмы, целую сумку всякого тряпья. Вдруг слышу разговор – Истомин, покойник, сокрушается: «Мало вырвали у немцев, надо бы еще что-то выпросить…» Выхожу из темноты: «Вам все мало?»

– Чудесные люди были в том поколении. Эдуард Малофеев, например.
– Эдик – умный парень! Я от Минска в начале 80-х отказался – а он принял команду. Сам все разминки проводил. Я инспектором туда приехал, подхожу к Эдику: «Ты мокрый, они сухие!» Много у него «керосинщиков» было в команде. Прокопенко пил как сапожник – играл как Бог. Эдик тоже стал срываться, поддавать. В загулы уходил. Еще уверовал, молился постоянно.

– Прекрасное сочетание.
– Как-то обедали у него – Эдика как раз откуда-то уволили. Говорю: «Что ты переживаешь? Всех снимают! Есть команды, будешь работать… У тебя, вижу, стол двуспальный – сиди. Рассуждай. Думай!» Прекрасный человек! Хорошо, что верит! Но Бог-то не заставляет бесконечно режим нарушать. Бог же не пил, епт. А Эдик пристрастился к этому делу.

– Много вы тренеров воспитали.
– Сколько я их учил! Весь штаб сборной Украины у меня играл – Фоменко, Онищенко и Заваров. Миша Фоменко все просился куда-то: «Отпустите!» – «Вот когда из тебя, сумской парень, человека сделаю – тогда отпущу!» Отличный парень. Скромнейший, никогда себя не выпячивает.

«Гурию» тренировал. Просил помочь – я пригласил к себе в номер. На стене расписание: «Миша, смотри. Все, что свободно, бери себе!» Ты знаешь, что он чудом не погиб?

– Что за история?
– Там же, в Ланчхути. Поехали с женой на почту, тут ураган. Машину унесло, жена потом в больнице отыскалась, сам не знает, как жив остался, не помнит ничего. Бог спас!

– Какие у вас сны?
– Снится Бирма. Взял сборную – сделал чемпионами Азии! Упросили молодежную сборную подхватить после венгра, – их тоже в чемпионы вывел! Трижды Кубок Мердека выиграли! Недавно снился момент – сидим в Куала-Лумпуре. Все 16 азиатских команд. Фонтан, джаз… Объявляют: «С малазийской стороны песню исполняет президент федерации». Тот встает – и поет. Возвращается, я похвалил: «Гуд сонг…» Вдруг слышу – от Бирмы меня вызывают.

– Это на самом деле было?
– Конечно. Просто раньше как-то не вспомнил, а тут всплыло. Иду, думаю – е, что ж петь-то? «Шумел камыш»?

– Что спели?
– Уж готов был про камыш запеть – и тут мысль: Петра Лещенко все же знают! Начал: «По всей по нашей земле просыпается серое утро. Вспоминаешь ли ты обо мне, дорогая моя златокудрая?» Два раза на бис повторять пришлось!

– В Москве могли бы жить?
– Я из-за Москвы этой отказался со сборной СССР работать.

– Почему?
– Вызвали меня в ЦК партии к Гончарову. Говорит, что надо за сборную браться. Я отвечаю: «Симонян сколько в Москве живет, не успел команду принять – его уже сняли. А у меня в этом городе вообще нет людей, которые поддержали бы. Я вам советую – назначайте Бескова, не по делу его сняли. Это сейчас тренер номер один…»

– Ладили вы с Бесковым?
– Он человек своенравный. Любил, когда о нем говорят. Не считался ни с кем – даже со Старостиным. Тот мне про Бескова говорил: «Я такого характера еще не встречал…»

Тогда, после похода в ЦК, Бескову звоню: «Костя, ты на меня не обидишься? – «За что, Герман?» – «Меня назначали, но я на тебя указал…» – «Какой же ты человек! Спасибо!» Жена его молодец, всех журналистов собирала. Андреев ему крабов из Ростова возил. Не крабов, а этих, как их…

– Раков.
– Раков! А мне кто будет возить? Что я здесь буду делать – как кустарь-одиночка? Один у меня в Москве друг – Симонян. Звали меня в Ереван, жена Симоняна говорит моей Нине: «Если мужа любите – не отпускайте!» А сам Никита не устоял, поехал – и сделал их чемпионами.

ЛОБАНОВСКИЙ «ПОСАДИЛ» ВСЮ КОМАНДУ

– Бесков действительно был в ту пору тренером номер один?
– Все-таки знания современного футбола ему не хватало. Взял в сборную Ахалкаци, Лобановского… Я говорю: «Ты что делаешь-то?! Зачем?» – «Я хочу, чтоб они отвечали за подготовку». Я рассмеялся: «Тебя заставят их с собой брать на чемпионат мира, вспомнишь этот разговор…» Так и случилось. А там началось, мне Мышалов рассказывал: Бесков психанул, Лобановский сам стал тренировку проводить. Рассадил футболистов друг другу на плечи, начали во что-то играть. «Посадил» всю команду. А Бескова сняли.

– Лобановский перегрузил?
– Ну да! Обычное дело для него. На сборах ему говорил – час надо зарядку делать! Я в Сочи делал специальную дорожку, под зарядку. А он – час на гальке! Я поражаюсь: «Валер, какая ж у тебя будет тренировка после этого?» Но упорный ужасно. Коньков мне рассказывал, как отдал пас пяткой. Лобановский в перерыве красный от злости: «Ты что делаешь?» – «Публике нравится!» – «Пятку убираем. Публику тоже».

Лобановскому Юрка Морозов перевез все мои конспекты. По ним работал. Но я видел, как: «Скоростная выносливость! Работаем на пульсе 180-190! Начали!» Началась беготня по полю. Потом: «Стоп! Пульс считаем!»

– Что не так?
– Я подхожу: «Валера, тебя все дурят как мальчика. Они даже на пульс 170 не вышли!» Дал ему упражнения, в которых никак не подхалтуришь. С какого-то момента Лобановский работать перестал – только стоял на балконе, покрикивал оттуда. Взял Морозова к себе в комплексную группу…

– Что такого?
– Каждый вечер у них «разбор» – по 0,75. Шпарили, епт. Наутро Лобан одевается потеплее – и кросс, выгоняет все это дело. А Морозов идет, шмыгает носом. Говорю: «Ты с похмелья? Или уже поддавший?»

– Юрий Андреевич горазд был поддать?
– Когда на кафедре работали, мы с ним в одной комнате жили. У него в портфеле все время бутылка со спиртом. Я поражался! Бесков его к себе взял. Спрашиваю: «Зачем?» – «Будет бегать за пивком, за закуской…» Он умный парень был. Но вот эта поддача – страшное дело. Многих сгубила. Еще москвича, который работал с Лобановским, молодежную сборную тренировал, чемпионами их сделал…

– Мосягин?
– Да! Говорю: «Мосяга, ну ты-то куда лезешь?! Тебе-то зачем это надо?» Иду по Кисловодску, жарища – навстречу Мосягин. Куртка и значок «заслуженного тренера». Смешно!

– Смешно.
– Я не выдержал: «Так-то никто не узнает, что это ты заслуженный тренер! Напиши – «Мосягин, заслуженный тренер», и повесь. Что клоунаду-то устраиваешь? Посмотри – я приезжаю, одеваю спортивное, бегаю. Все дорожки здесь знаю! А ты что – погулять вышел? Погуляешь, потом жене скажешь – надо еще поддать, пивка… Кончай с этим, Серега!» Он хороший парень-то был!

БЕСКОВ КОНЬЯЧОК УВАЖАЛ

– Морозов был хорошим футболистом?
– Да ну… Ко мне Заваров приезжал, когда Морозов Киев принял. Рассказывал, как издеваются над ним. Изображал, как Морозов обводке учит. Киевские вообще цирк устраивали – специально били мимо ворот. Морозов закипал: «Как бьете-то?!» – «Юрий Андреевич, а покажите, как надо…» Тот выбегает, по мячу попасть не может. Все хохочут. Цирк! Кто-то тогда написал – «Морозов принял «Мерседес», а сдал запчасти». Он не просыхал там. Я однажды рассказал, что эта троица, Лобан, Морозов и Мосягин, поддавала – на меня многие обиделись. Генка Орлов укорял: «Родственники узнают…» Ага! А родственники не знали, что они пили?

– А кто из больших футбольных людей не пил? Только вы да Старостин. Даже Бесков был любитель…
– Бесков коньячок уважал. Расширял сосуды. Это можно понять, тренерская работа – страшное дело. У меня руки сводило! Бесков держал себя великолепно. Как-то встречаю их – спускаются с Малого Седла. Меня представляет жене: «Лера, вот мой друг хороший. А это – мое семейство…» Вы, говорю несгибаемый человек, Константин Иванович. Тот улыбается: «А как же иначе?» Они с Карцевым были друзья. А потом разошлись – из-за Леры этой.

– Та была девушкой Карцева?
– Невестой!

– Как Бесков отбил Леру-то?
– Он и не спрашивал. Бесков-то был – денди лондонский. Разговаривал с каким достоинством. А Карцев – худенький, маленький…

– Тогда давайте о других персонажах. Был забавный тренер – Артем Фальян. Помните его?
– Ох-х! Это вообще анекдот-человек! А-нек-дот!

– Тогда рассказывайте.
– Я-то в автобус никого не брал – а у него, вижу, не только команда сидит, но и жены. Поворачивается с переднего сидения – и на весь салон: «Ну что, пе…сты? Приедем в Азербайджан – поведу вас к Мамедову, он вам ж… прочистит…»

– Откуда вы знаете?
– А я оказался в том автобусе. Потом говорю ему: «Артем, ты же совсем другой человек! Зачем так себя выставляешь? Нельзя так себя вести…»

– Прислушался?
– Нет, конечно. Такая манера. Приезжает в Армению – садится на чемодан в холле гостиницы. Юдкович, администратор, ему говорит: «Артем Григорьевич, вы ключ получили?» – «Лукс! Лукса не будэт – я уеду…» «Лукс» ему надо!

– Похвальная щепетильность.
– Когда в Ленинграде обыграли его – он выходит на балкон. Квартира была сто метров, прямо у Казанского собора. Смотрит вниз – еще один удар: «Жигули» его без колес стоят. Запаски тоже нет. «Пилят! Сказалы бы так – отдал бы все!»

Тренировку проводит в Леселидзе. Мегафон в руках – считает удары. Если что не так – кричит на весь городок: «Пилят, кто тэбя родыл?» Весь Леселидзе слышал, уши затыкал. Детей прятали.
Зашел к нему в номер – большая карта висит Советского Союза. Расписано: «Сюда едем поездом, сюда самолетом, сюда – машиной…» Указка здоровая, тычет, чуть карту не протыкает. Мокрый весь. На установку пускал руководство – для них спектакль устраивал, по часу говорил.

– Сколько надо?
– По пять минут. Ну, десять. К Фальяну кто-то на сборах подходит из команды: «Артем Григорьевич, надо б домой съездить, расслабиться» – «Расслабиться» им… Др…те здесь!» Уникальный человек!

– Как же он тренировал?
– Вот я тебе рассказываю, как тренировал. Маслову подражал во всякой мелочи – даже шапочку такую же одевал! На такой же стул садился перед матчем, как Маслов! Что-то крикнут ему с трибуны – со стула вскакивает, поворачивается: «Кто кричал?!» Но у Маслова-то всякая команда играла, а у Фальяна – нет.

– Зато сам он играл памятно. Как рассказывал Юрий Севидов, провел Фальян три матча за Баку, в которых забил два гола в свои ворота. Получив прозвище «Пушка».
– А-ха! Я вообще не представляю, как он в футбол играл!

– Умер же он прямо во время матча?
– В медицинскую Академию одновременно привезли меня, Кольку Пучкова и Фальяна. Смотрел футбол у телевизора, психанул: «Ааа!» – и готов. Не старый был, 57 лет.

– Маслов каким вспоминается?
– Сдаем экзамены, комиссия принимает. Я чуть опоздал, Маслов мечется внизу: «Где ж ты ходишь, Герман?!» – «Что случилось?» – «Все тебя ждут, ты ж один все знаешь…» Ладно, иду и все рассказываю. Добавляю – в 26 лет над скоростью можно уже не работать. Это качество врожденное. Сидит Семичастный, уважаемый футболист: «Как это – «можно не работать»?!» Я киваю в сторону профессора Годика – тот подтверждает. Семичастный поражен: «Я и не знал…»

– Не валили вас?
– Про португальское правительство спросили – а я отвечаю: «Оно так часто меняется, что не запомнишь». Все, отстали, пять балов. Но я, уходя, им сказал – внизу, мол, мается Маслов, наш великий тренер! Самоучка! Если его заставить билет тянуть – у него разрыв сердца будет: «Пожалейте его…»

– Пожалели?
– Выхожу – стоит, весь потный. Говорю: «Проходите, Виктор Александрович». Он к столику было с билетами – а ему: «Нет-нет, не сюда». В президиум сажают.

– Благодарен вам был?
– Со слезами берет меня за рукав: «Ты меня возродил! Выпить-то можешь со мной?» Но даже тогда я устоял.

– Экзамен он точно не вытянул бы?
– До этого зачет был. Какую разминку давать команде. Я Маслову говорю: «Виктор Александрович, вы – гений! На вас все будут смотреть, вы только ничего не придумывайте. Покажите то, что даете в Киеве». Он застеснялся, начал фантазировать – поставил какие-то надувные мячи, сам бежит, падает, все вокруг ржут. Маслов поднялся, голову чешет: «Что ж я сделал?» – «Я же вам говорил – не придумывайте! Вы ж команде никогда в жизни такого не дадите. Ладно еще, ногу не сломали…»

ТАРАСОВ ПРИКАЗЫВАЛ ВСЕХ УНИЧТОЖИТЬ

– У Тарасова в футбольном ЦСКА могло что-то получиться?
– В Кудепсте играем с ними. Разминка, Тарасов кричит: «Первая тройка пошла кувыркаться! Вторая тройка, кто опоздал – десять отжиманий!» 1:0 их обыгрываем, Тарасов в перерыве речь держит: «Это ваш враг! Приказываю вам – уничтожить их!» А я сзади стою. Смешно стало: «Толь! За что уничтожить-то?» – «Герман, подожди…»

– Комедия.
– Помнишь нападающего – Чеснокова? В ЦСКА идти не хотел, так дом окружили. Чесноков по трубе стал спускаться – его внизу приняли.

– Еще б не помнить.
– Тарасов его с игры снял, поставил за дубль. Кто-то явился, докладывает: «Товарищ полковник, Чесноков в дубле плохо играет!» – «Да? Через пять минут комсомольское собрание!» Ко мне поворачивается: «Извини, скоро вернусь». Приходит довольный: «Выговор Чеснокову по комсомольской линии…»

– Пучков – ваш приятель?
– Да. Удивительный человек. Второго такого фаната не знаю. Настолько влюблен в хоккей! Работал в Спорткомитете, сидит, грызет дужку от очков: «Герман Семеныч, возьми меня к себе, тренером по физподготовке!» – «Е! Не надоело тебе это? Сиди себе, грызи дужку, отдохни от всего…» День и ночь думал о хоккее, что-то фантазировал. А команда не играла. Третье место – и все…

– Вы работали не только с большими футболистами. Еще и администраторами – вроде легендарного Юдковича.
– Я Юдковича прикрепил к Завидонову. Предупредил: «Если хоть копейку недодашь – уволю сразу!»

– Смешной был человек?
– Деньги в трусах держал. Надо сколько-то – лезет, копается…

– Какой затейливый.
– В Воронеже у меня доктор был – тоже затейник. На протезе. Как-то на Белорусском вокзале раз, ушел. Думаю: где он? Иду в туалет – а он протез отстегнул, вытряхнул деньги. Пересчитывает. Я тогда думаю: вот бы у меня администраторы были одноногие, удобно же в деревяшке командировочные носить… Как в сейфе!

– В Днепропетровске Жиздику отсутствие руки не мешало командовать клубом.
– Жиздик с Емецом – это друзья мои! Жиздик без одной руки «Волгу» по горам водил. К рулю специальная дуля была приделана. Какие-то магазины уже в те времена открывал, а его давить начали. Сейчас козырной был бы. «Мальборо» курили, не переставая. Емец в Ленинграде в общежитии обитал. Уехал в Днепропетровск – получил квартиру. Я методику свою ему отсылал. Сколько он меня звал в «Днепр»: «Приезжайте, буду вашим помощником!» – «Володя, хватит… Давай сам. Только кури поменьше!» Знаешь, как он умер?

– На скамейке?
– В раздевалке – раз, и готов.

– Как Сальников.
– Сальников опоздал на ветеранскую игру где-то в Подмосковье, вышел минут на пятнадцать. Потом сидит в раздевалке: «Ха! У Салы хотел выиграть!» Головой раз – откинулся, и мертвый. Никита рассказывал. С Колей Тищенко – такая же история.

– Лучший селекционер советского футбола?
– Я всех находил сам – что Давыдова, что Мельникова. Всю молодежь в городе знал, всех просматривал. Дубль постоянно рядом с главной командой находился. В Луганске до меня футболистов подбирал один деятель – обложился справочниками, по ним искал… Как городок под Сухуми называется, где Дараселия родился?

– Очамчиры?
– Точно! Там еще памятник Ленину поставили – а голову никак водрузить не могли. Все выбирали, уже комиссия приезжает памятник открывать. Какую-то нашли в последний момент, приспособили. Снимают покрывало – у Ленина одна шапка на голове, другая в руке…

– К чему вы об этом?
– Мы там сборы проводили – мальчонка повадился мячи у нас таскать. Схватит, на велосипед – и все, не догонишь. Но я раз перехватил его – тот перепугался до смерти. Говорю: «Подарю тебе мяч с автографами, но воровать заканчивай!» Больше – ни одного инцидента. Это маленький Дараселия и был. Уезжали – подарил ему мяч.

– Классно.
– У меня Калюжный играл, правый защитник. Как-то не поставил его – является ко мне делегация: «Почему не ставите? Мы только и приходим смотреть на этого клоуна…»

– Какие прекрасные люди вас окружали.
– Товарищеский матч с кутаисским «Торпедо». У нас одно общество, «Трудовые резервы». С утра снега по колено. Играть, говорю, нельзя, ищите грейдер. Грузины к секретарю горкома: «Зонин говорит, играть не будет, пока грейдер не появится». Партиец кнопку нажимает: «Срочно найдите мне этого еврея… Как его? Грейдера!»

– Самые памятные сборы тех лет?
– В Зугдиди вообще цирк был. Нагрузки большие, а мыться негде. Шевченко (первый секретарь обкома. – Прим. «СЭ») из Луганска нам дезмашину прислал. Прямо на стадионе заводили – шумит, греет, кабинка с душем…

«ГЕРМАН СЕМЕНЫЧ, ПРОДАЙТЕ МНЕ ВАШИ КОНСПЕКТЫ»

– Тбилисское «Динамо» гораздо было выпивать?
– Грузины выпивали даже меньше, чем другие. Хорошие ребята!

– Всегда знали, кто злоупотреблял накануне?
– Знал, кто склонен. Наутро команда выстраивается перед тренировкой. Я уже догадываюсь, кто поддал накануне. Стою напротив – он дыхание сдерживает, дуется, дуется… Прыснул! С тобой все ясно, говорю. Или по пульсу выяснял.

– Кого-то в Тбилиси открыли?
– Цвейба недавно говорит: «Вы – мой второй отец! Если б не вы, я так и остался бы перворазрядником! Мы поражались – как могло случиться, чтоб за год вся Грузия вас полюбила?» А казалось, я с поля не уходил. С 8 утра работа начиналась.

– Цвейба – «переделанный»?
– Насчет паспорта – не знаю. Цвейба играл полузащитника. Ушел Сашка Чивадзе, говорю Ахрику: «Будешь центральным защитником» – «Разве я смогу?!»

– Кецбая у вас играл.
– Отличный парень, на гречанке женился. Он в институте учился, даю ему учебник. Проходит месяц: «Тимур, как делал?» – «Отлично. «Введение» уже прочитал…» Вот так они учились.

– Кипиани же Шекспира читал в оригинале.
– Шутишь? Я с ним по-английски говорить начал – не понимает: «Газеты же пишут, что знаешь!» – «Нет, это моя дочь знает…»

Мне в голову Арзиани мячом попал, я два дня в коме лежал. Зрение и слух упали. Приходит генерал, начальник «Динамо»: «Что делать?» – «Сейчас мода – тренера выбирать тайным голосованием. Я вам написал кандидатуры…» Выбрали Кипиани. Дато приходит: «Герман Семеныч, продайте мне ваши конспекты» – «Дато, я тебе их дарю!»

– К Кипиани было сложное отношение в Грузии.
– Его невзлюбил первый секретарь ЦК Патиашвили. А я убеждал: «Джумбер Ильич, Кипиани и Асатиани – ваш золотой фонд…» Асатиани потом в автомобиле расстреляли, а Кипиани разбился, когда из Кутаиси ехал. Недалеко от того места, где Дараселия погиб.

– Ахалкаци – сильный тренер?
– Был начальником команды у Якушина. Безмолвный человек!

– Вот бы не подумал.
– Они с Сальковым учились на тренеров, жили в одной комнате. Из-под двери все время дым валил – я думал, подожгли что-то. Ахалкаци папиросу из рук не выпускал. Я Салькову говорю: «Как ты живешь с ним?!» А Кубок Кубков выиграл – подзазнался. Так себя вел, с ребятами разговаривал…

– Как?
– Ахалкаци вниз по лестнице спускается – все разбегаются. Никакого контакта с командой. А это дети твои, беседовать надо! Ахалкаци после Кубка Кубков сразу две команды испортил – Кутаиси и тбилисское «Динамо». Возил футболистов туда-сюда.

– Давайте тогда про другую легенду – Пеку Дементьева.
– Прекрасный человек! Сказочный! Всю жизнь ложился спать с мячом и вставал с мячом. Он уже в возрасте был, я приглашал его в Удельную к команде: «Пека, и всю семью возьми». Ребята выстроились – я администратору командую: «Матвей Соломонович, давай!» Тот выносит костюм, целую сумку вещей Adidas. Бутсы и мяч с автографами. Пека не поверил: «Это мне?» – «Конечно, тебе, Петр Тимофеевич…»

– Обрадовался?
– Не поверил. Потом снимает ботинки, бутсы берет в руки: «Ой…» – поцеловал их! Начал мячом жонглировать – молодые ребята из «Зенита» глаза вытаращили. «А можно, – говорит. – Пойду о батут мячом побью?» Через минуту возвращается: «На этом мяче автографы, неудобно. Можно другой взять?» – «Да что угодно бери!» Плоховато он жил. Минут сорок бил у батута – то так, то эдак. Я молодежи говорю: «Великий человек перед вами, гордость ХХ века. От мяча не оторвать. А вас заставлять надо…»

ПЕКА, ДАЙ ДЛЯ ПУБЛИКИ!

– Самый памятный его матч для вас?
– Мы вместе были в эвакуации в Казани. Каждую субботу матч – народищу собиралось, будто нет никакой войны! Милиция на конях! Дементьеву кричат: «Пека, дай для публики!» Тот будто ждет – начинает крутить-вертеть. Невозможно мяч отобрать.

– Вы тоже играли?
– Был у него правым крайним. Пека наставлял: «Ты мне только отдай, беги куда надо – мяч там уже будет!» Он как мальчишка – всю жизнь в окружении пацанов, воспитывал их. Сидит в Казани возле магазина с ними, пряники ест.

Еще момент помню – играем с «Шахтером», только открыли стадион. Пека мяч получил, я около него. Дементьев четверых обводит, резко тормозит – они друг на друга повалились. Остановился, поставил ногу на мяч: «Вставайте!» Те поднимаются, зубами скрипят – а он снова их обводит. Бутусов с лавки кричит: «Пека, сломают!» – «Михал Палыч, не догонят…»

– Последние встречи помните?
– Было ему 80 лет. А я в Академии лежал, меняли протез. Так Пека передал: «Если Германа не будет, я на собственный юбилей не приду!» Я приковылял – он сразу ко мне кинулся! Любил меня, епт!

– С Леонидом Ивановым, легендарным вратарем, вы общались?
– Спросил! Еще бы!

– Что помнится?
– Это вообще интересный человек был – в жизни увалень, а в воротах преображался. Тоже с нами в эвакуации был. Кого-то обыграли – им заплатили пивом. Целую бочку налили. И вот едут на телеге – Пека Дементьев в шляпе, с вожжами. Леонид сзади, бочку поддерживает. Немножко проедут – чуть-чуть отхлебнут. Дальше едут. Иванов говорил: «Всю могу выпить!» Потом спал в этой бочке. Инструментальщик он был.

– Слесарь, значит?
– Выдавал инструменты. А ночью ходили воровать капусту или картошку. Был с ними такой Зябликов, тоже футболист. Они-то взяли наволочки под капусту, а он с голодухи – матрас! У Пеки Дементьева талант был – свистел как милиционер. Возьми, да свистни!

– Что случилось?
– Все упали – и Зябликов упал. А встать не может – прижало капустой в матрасе.

– Леонид Иванов в последнее время работал таксистом?
– Сначала решил школу вратарей открыть. Рассказывает: «Бью с левой в девятину!» – «Ты их учишь – или по воротам бьешь?» – спрашиваю. Ничего не получилось, конечно. Стал в такси работать. А жена у него была директором продуктового магазина.

– Это большая удача.
– Все домой таскала – он заботы не знал. Рядом с Парком Победы жили. Увещевал его: «Ты что на жену-то шумишь, Леня? За тобой как за ребенком ухаживает. Ее не будет – ты пропадешь!» Так и случилось. Ее машина сбила, меня встречает: «Семеныч, все правильно ты говорил…» Какая-то баба его подхватила, отписал на нее квартиру. Сам еле ноги таскал, никого у него не было. Так и умер.