Зеленый магнит Леонида Буряка

На фоне многих «дежурных» материалов о жизни спортсменов, даже на второй год горбачевской перестройки продолжавших представлять этакий набор штампов, этот «Портрет без грима» (под такой рубрикой поместила интервью газета) поражал – искренностью, душевностью, остротой. Неоднократно перечитывал его, готовясь позже к своим интервью с Леонидом Буряком. Всегда приводил в качестве примера более молодым коллегам. А сегодня, в преддверии юбилея одного из лучших футболистов киевского «Динамо» всех времен, предлагаю на ваш суд, с небольшими сокращениями...

ЗЕЛЕНЫЙ МАГНИТ

– Совесть есть?

Интересно, что бы вы ответили, если бы из телефонной трубки вместо привычного «здрасте» прозвучал такой вопрос? Обиделись бы, растерялись?.. Я обрадовался. Потому что такой вопрос мог задать – вот так с ходу, мягким, распевчатым, ироническим голосом – только один человек. Это его «коронка» – спросить в начале разговора насчет совести. Это одновременно и признак его хорошего настроения. Значит, настроение сегодня хорошее, что за последние три-четыре года случалось не так часто.

– Ну, так я уже час в гостинице. Из номера не могу выйти. Мы во сколько договорились – в десять? А сейчас – одиннадцать. Ты, наверное, там набросал уже чего-нибудь. Так как оно будет?

– В зависимости от того, как оно пойдет, – ответил я на привычном ему одесском жаргоне и повесил трубку.

Леонид Буряк ждал меня в 627-м номере гостиницы «Спорт», где остановился харьковский «Металлист» в день финального матча на Кубок Федерации со «Спартаком».

Он сидел напротив меня, как всегда, подчеркнуто аккуратный: модная шерстяная кофта, клетчатые брюки, до блеска начищенные черные туфли. Светлые, послушные волосы, зачесанные на пробор, чуть спадали на лоб. Он сидел напротив: худощавый, стройный, подтянутый.

Я поймал себя на мысли, что знаю о нем все. И тайн в его футбольной жизни и поступках для меня не осталось. За те полтора года, что прожил он в Москве – один без семьи, мы переговорили обо всем, невольно посыпая солью незажившие раны.

Ну а теперь-то раны, наверное, зажили, зарубцевались. Значит, оглядываясь назад, можно на многое посмотреть по-другому: о чем-то забыть, кого-то простить. Или есть вещи, которые не забываются и не прощаются за давностью срока?

– Ты сменил четыре команды – не думал, что так будет, правда? – спросил я Буряка, чтобы по его ответу, по интонации понять – поучится наш разговор откровенным, доверительным, или же он готов на «дежурное» интервью по случаю вступления в «Клуб Григория Федотова» и не хочет портить себе праздник воспоминаниями, вызывающими пронзительную душевную боль. Он сразу развеял мои сомнения.

– Когда после «Черноморца» попал в киевское «Динамо», сказал себе: моя карьера закончится только в этом клубе. И в форме другого клуба себя не представлял. Но волею судеб оказался в других командах – сначала в «Торпедо», теперь в «Металлисте». Не хочу вдаваться в подробности, кто тогда был прав, кто виноват. Я знаю: моя совесть перед киевским «Динамо» чиста. Я никого не предавал: ни Лобановского, ни команду. Но интриги вокруг меня плелись давно, и люди, которые были заинтересованы, чтобы я ушел, радовались, когда так случилось. Мне же было обидно до слез. Но кому я мог что объяснить?! Тем, кто записал меня в изменники клуба, кто охотно верил сплетням: «Да он в Москву поехал за длинным рублем», «Ему «Мерседес» обещали в «Торпедо» – вот и клюнул»...

– Леонид, приходи в «Торпедо». Поможешь, нам игрок такой как воздух необходим, – говорил Буряку по телефону его друг Валерий Филатов, работавший в ту пору помощником Валентина Иванова. Пройдет время, и Филатов в душе пожалеет о том предложении, Не потому, что Буряк не оправдывал свое предназначение на поле. Он видел, как друг тосковал по семье, по Киеву, какими мучительными были для него часы, проведенные в служебной квартире неподалеку от торпедовского стадиона.

Вы хотели бы постоянно видеть перед глазами портрет дорогого вам человека, с которым прожили долгие годы, но вынуждены были уехать от него в другой город с горечью на сердце? В московской квартире Буряка на самом видном месте красовалась цветная открытка с надписью: «Динамо» (Киев), 1976 год. Со стены смотрели на Буряка «гарные хлопцы» – игроки и тренеры его любимой команды, в которой он играл 13 лет, но однажды, решив из нее уйти, отрезал себе все пути назад.

ИЗ ЖУРНАЛИСТСКОГО БЛОКНОТА. Непривычно видеть сегодня Леонида Буряка в торпедовской футболке под девятым номером. Много лет играл он за киевское «Динамо» с семеркой на спине. Однако два последних сезона складывались для Буряка нелегко. С мыслью, поставят или не поставят на игру, приходил он на установку. Прежде он, ведущий игрок команды, один из ее лидеров, был свободен от подобных сомнений. Заслуженно свободен. В последнее же время тренерские колебания в определении основного состава коснулись и его. Но надо знать Буряка, его честолюбивый характер, чтобы понять: скамейка запасных не для него. Он готов играть, а не доигрывать. И не столь важно: кто кого выбирал – Буряк «Торпедо» (именно здесь играл его кумир Валерий Воронин) или «Торпедо» Буряка. Это был тот редкий случай, когда команда и игрок в одинаковой степени нуждались друг в друге.

– Леонид, что ты пережил, когда впервые 17 марта 1985 года вышел на родное поле киевского стадиона играть против «Динамо»?

– Перед игрой меня спрашивали: неужели ты выйдешь? Я и сам мучился: играть – не играть? И я мог не играть, но тем самым я бы признал свое поражение. Я вдруг вспомнил, как мы смотрели в феврале с Блохиным в Адлере какой-то тренировочный матч, и мне не хотелось верить, что мы – игроки разных клубов. На киевском стадионе ко мне никто не подходил. И даже люди, которых я считал для себя близкими, с которыми прожил под одной крышей полжизни, не соизволили поздороваться. То ли они боялись, что их кто-то увидит рядом со мной, то ли...

Началась игра. В меня летели снежки. Выходит, люди, которые еще вчера перебегали дорогу на красный свет, чтобы только поприветствовать меня, сегодня причисляют меня к своим недругам.

Тогда я уже знал, кто сеял вражду между мной и Лобановским. И я ступил шипами бутс на промерзлую траву киевского стадиона, чтобы игрой доказать им: так просто сломать меня нельзя. Так просто нельзя убить во мне любовь к футболу. Но доказать, что я патриот киевского «Динамо» не меньше, чем те, против кого я играл, было невозможно.

Из воспоминаний тбилисского динамовца Муртаза Хурцилавы: «...Перед первой игрой за кутаисское «Торпедо», надев форму нового для меня клуба, я по привычке перед выходом из раздевалки глянул в зеркало. Увидел себя в другой футболке – и упал в кресло: нехорошо стало. В таком полуобморочном состоянии вышел на поле. Не помню, как играл. И счета не знал, пока не спросил в автобусе у Чохонелидзе. Оказалось – 2:2. Вот что такое «только «Динамо».

Теперь вы еще лучше представляете, в каком состоянии играл тот матч Буряк, для которого долгие годы тоже существовало «только «Динамо». Теперь вы представляете, каким надо обладать характером, чтобы сыграть так, дабы он и его новая команда покинули поле победителями, а бывшая и бывшие партнеры – проигравшими.

Счет матча был 2:1 в пользу «Торпедо». Оба мяча в ворота Михайлова были забиты при непосредственном участии Буряка.

«Вот бы закончить этим матчем свою футбольную карьеру. Красиво!» – подумал я в тот вечер, хотя понимал, что это не реально. Буряк продолжал играть, играть хорошо («Когда рядом Буряк, можно до пятидесяти играть», – заметил как-то Стрельцов) и спустя четыре с половиной месяца вновь готовился и матчу с киевлянами. Только в Москве.

За несколько минут до начала матча один из киевских игроков подошел к Буряку: «Ну, как дела, машину взял?» И все. Бесцеремонность вчерашнего «однополчанина» обожгла его, вывела из привычного равновесия: на поле он вышел излишне возбужденным, разгоряченным. А тут еще судья Абгольц, бросавший трибуны то в жар, то в холод, показал ему желтую карточку. При счете 1:3 он пошел бить пенальти. «Не я управлял собой, а эмоции управляли мной в этот момент. И я изменил себе: бил не прицельно в угол, а на силу. Очень плохо пробил, почти в Михайлова. Мы проиграли, и я чувствовал себя главным виновником неудачи».

После матча Буряк два дня не выходил из дома.

– Ты говорил мне, еще когда играл в Киеве, что после такой команды, с игроками другого уровня заиграть очень трудно. Но ты же заиграл!

– Заиграл. Только чего мне это стоило, один бог знает. Я болезненно реагировал на все новое: окружение, режим, установки. Оговаривался, путал имена ребят... Привыкший к победам, я по-прежнему относился к поражениям, как к ЧП. И не понимал, почему после проигрыша футболисты шутят в раздевалке, словно ничего страшного не произошло. Играть же мне было в два раза сложнее, чем в Киеве. Против меня теперь везде действовали персонально. И я уставал, потому что никто не мог взять игру на себя. Мы побеждали, и народ говорил: «Молодец, Буряк!» Мы проигрывали, и я слышал: «И зачем его взяли – все в прошлом». Тех, кому больше дано, всегда хотят видеть на коне. Но как быть на коне, если не видеть семью, если знать, что дети и жена нуждаются в твоем внимании, а ты вдалеке от них. Я проводил выходные в поездах и самолетах, я думал о том, когда уехать домой и когда вернуться. Тренеры «Торпедо» с пониманием относились к моим «визитам» в Киев. До тех пор, пока дела у команды шли нормально. Но вскоре почувствовал: мои отъезды начинают их раздражать. А тут, как нарочно, серьезно повредил ахилл и полтора месяца лечился у врача киевского «Динамо» Владимира Малюты. Вернулся в команду, но тренеры сомневались: смогу ли играть как прежде? Их можно понять: им нужен был здоровый Буряк, а не больной. И я решил уйти.

...Это он сейчас так говорит – «решил уйти». Уйти он долго не решался. Прихрамывая, бегал кроссы, тренировался, играл за «дубль» – один матч, другой, третий, четвертый... В Одессе в матче с «Черноморцем» его подпустили за «основу», когда торпедовцы проигрывали. И они выиграли. Но с «Днепром» снова был в резервном составе, и даже в запас для основного его не оставили.

1 августа 1986 года Буряк с утра поехал в Мячково с заявлением об уходе. Его не отговаривали, поблагодарили за помощь команде. Он сказал «спасибо за все хорошее». На том и разошлись.

На следующее утро я заехал к Буряку домой – поддержать, помочь собрать вещи. По дороге представлял, как сидит он один посредине чужой, служебной квартиры, а напротив с фотографии чуть насмешливо смотрят на него игроки киевского «Динамо»: мол, как ты дошел до жизни такой? Что он мог им ответить... 

Но дома его не застал. Нашел на стадионе, где тренировались молодые торпедовцы. Он бегал по полю, как мальчишка, еще не успевший вдоволь насытиться, насладиться игрой. Я понял: он не может жить без Игры.

– Леонид, ты ведь после «Торпедо» собирался закончить играть...

– Я уже на работу устраивался. В Киеве пришел к спортивным руководителям, думаю – помогут, посоветуют, все-таки кое-что для киевского «Динамо» сделал. «Записываем тебя, Буряк, в книгу для безработных». Может, мне послышалось? Нет, знакомый начальник точно так и «пошутил». Со злорадством в голосе.

В общем, я снова оказался на распутье. Но тренироваться не бросал. Ведь если день-другой не побегаю, не нагружусь – самочувствие ухудшается. Ахилл уже не болел, я привел форму в порядок – и тут мне позвонили из Харькова.

– Нам в середине поля как раз нужен такой человек, как ты, – убеждал меня старший тренер «Металлиста» Лемешко.

– Да я уже старый, куда мне играть.

– Старый – значит мудрый. А устанешь – мы тебе стул в центре поля поставим. Отдохнешь – и опять себе играй.

Знаете, когда футболист особенно нуждается в тренерской поддержке? Когда начинает играть и когда дело идет к концу. Лемешко из таких, кто это понимает. И я согласился. Согласился еще потому, что до 100 голов мне не хватало всего-навсего пяти. Я должен был их забить, прежде чем покинуть поле, которое, словно магнитом, по-прежнему притягивало меня к себе.

ИЗ ЖУРНАЛИСТСКОГО БЛОКНОТА: 19 мая 1982 года на 15-й минуте матча чемпионата страны «Динамо» (Киев) – «Металлист» (Харьков) кто-то из соперников прыгнул Буряку на ногу. Он доиграл до перерыва, пошел в раздевалку, а оттуда без помощи врача идти уже не мог. Тяжелая травма лишила его возможности выступить на чемпионате мира в Испании, хотя он делал для этого все возможное и невозможное, Но времени на лечение оставалось катастрофически мало.

Судьба, будто чувствуя вину перед ним, распорядилась так, что через пять с половиной лет после того злополучного матча с «Металлистом» он, Буряк, забьет желанный сотый, гол, играя за «Металлист». 8 ноября 1987 года в предпоследнем матче первенства харьковчане принимали «Арарат». На 2-й минуте защитник гостей неловко обработал мяч, Буряк завладел им и, заметив, что вратарь находится в центре штрафной, метров с 35 мастерски перекинул через него мяч.

– Ты помнишь каждый из 100 голов?

– Почти каждый. Да разве можно забыть, например, два гола, которые забил «Грассхопперсу», или тот, с пенальти, Майеру за 10 минут до конца матча с «Баварией»? А потом Слободян с моей подачи забил второй. Я всегда играл для партнеров. И если они находились в одинаковой позиции, отдавал предпочтение Блохину, вызывая недовольство других форвардов.

Я помню свои голы, помню передачи, с которых забивались, например, мячи в отборочных матчах нашей сборной перед Испанией. Какая была команда! Какое наслаждение я получал от игры! Мы могли быть в тройке на чемпионате, но сначала Кипиани попал в беду, а потом – я. А мы бы принесли там пользу...

Из высказываний чемпиона московской Олимпиады, английского бегуна Стива Оветта: «Главным своим недостатком считаю эгоизм. Но это недостаток многих известных спортсменов. Нужно показывать высокие результаты, готовиться к стартам, а значит, тщательно следить за своим состоянием, беречь руки, ноги, бояться порывов холодного ветра. Думаешь о себе, изучаешь себя, углубляешься в себя...»

Буряк в этом смысле похож на Оветта. Но я бы не рискнул назвать его поведение эгоистичным. Ни в жизни, ни на поле, где с трибуны кажется, что основное в его манере – нежелание выдвинуться на первый план, нежелание обратить на себя внимание. И вот ведь в чем парадокс – невольно зрительское внимание приковывается к этому футболисту, едва ли с кем сравнимому по своеобразию действий.

– Леонид, ты прежде говорил, что тебе посчастливилось сыграть в великой команде киевского «Динамо». Ты и сейчас так считаешь?

– Да, в семьдесят пятом у нас была великая команда. Какая уверенность и мощь были заложены в ней. Казалось, мы всю Европу могли обыграть. А потом стали сходить игроки, преждевременно сходить – Мунтян, Трошкин... Что-то сломалось в команде, разладилось. Почему? Это отдельный разговор. Я же всегда с благодарность добуду вспоминать о годах, проведенных в «Динамо». Ведь именно здесь я пять раз становился чемпионом страны, трижды выигрывал Кубок СССР, Кубок кубков, Суперкубок. Я много, очень много работал: за «красивые глаза» в такой классной команде не держат.

Мне говорили: после киевского «Динамо» ты нигде не должен играть. Не надо, дескать, размениваться. Но эти люди никогда не были в моей ситуации. Конечно, я был бы не против все годы играть только в киевском «Динамо», как Блохин. Но моя футбольная жизнь сложилась иначе. Я должен был доказывать всем, что я еще игрок. Если человек уверен в себе, если он полезен команде, а не обуза для нее, – такой человек должен играть. И на него будут ходить люди...

Как ходят на Буряка.

...18 ноября «Металлист» в финале Кубка Федерации безнадежно проигрывал новому чемпиону страны и бессменному королю манежа «Спартаку». Буряка в перерыве заменили – из уважения.

Он отыскал среди публики Сергея Иосифовича Шапошникова и простоял с ним в проходе до конца матча. Шапошников в шестьдесят восьмом, когда Буряку было пятнадцать, поставил его за «дубль» «Черноморца». За месяц до этого у Буряка умер отец, и с тех пор тренер заботился о нем, как о сыне. С тех пор ни одного серьезного шага не делал Буряк, не посоветовавшись с Шапошниковым. И сейчас они, похоже, обсуждали что-то очень важное. Быть может, как раз то, о чем я спросил Буряка по дороге на Киевский вокзал.

– Думаешь еще поиграть?

Он начал издалека:

– Мы полтора года не встречались с Лобановским. И вот увиделись, поговорили. «Валерий Васильевич, время все расставит на свои места», – сказал я тогда. Наверное, так оно и происходит.

И я ни о чем не жалею. Только вот накувыркался за эти три года прилично. Андрей уже в киевском «Динамо» занимается, Оксана на будущий год в хореографическое училище будет поступать. Взрослеют дети и отвыкают от меня. Хотят о чем-то попросить – через жену ко мне обращаются. Если бы ты знал, как это меня огорчает. Но ничего, впереди отпуск, и я из Киева – никуда. А потом посмотрим, может, и поиграем еще. Как оно пойдет...