Разъяренный Клопп и душевный Гвардиола. Откровения Гюндогана

Прежде всего я хочу рассказать, как я люблю Лигу чемпионов.

Все мы ее любим, разве нет?

Для меня это лучший турнир в мире. Что-то в нем есть, что-то, что важнее и трофея, и гимна. Что-то, что берет свое начало в моем детстве.

Думаю, многие люди моего поколения согласятся с тем, что было что-то волшебное в тех лигочемпионских вечерах начала нулевых, особенно для детей иммигрантов.

Я вырос в Гельзенкирхене в семье с турецкими родителями, и каждый раз, когда турецкая команда играла в Европе, мы все бросали, чтобы посмотреть. Мы болели так, будто от исхода матча зависели наши судьбы.

Никогда не забуду, когда «Галатасарай» выиграл Кубок УЕФА в 2000 году. Мне было девять лет. Вся моя семья болеет за «Галатасарай»…кроме мамы, которая за «Фенербахче». И вот мы смотрим финал вместе, и наблюдаем за тем, как наши переигрывают «Арсенал» в серии пенальти. Мой дядя Илхан расплакался, как младенец.

Это мои лучшие воспоминания о детстве.

И это — всего лишь Кубок УЕФА, при всем уважении.

А представьте, что бы значила ЛЧ? Представьте, каково было мне принять в ней участие? А чего будет значить победа?

Я часто думаю об одном матче. Может, вы помните финал 2013 года, «Боруссия» против «Баварии». Мы были так хороши. Один из лучших моих сезонов, и я даже тогда забил. Но мы проиграли со счетом 2:1.

Это был кошмар. Даже после финального свистка я не мог понять, что случилось. Как, почему так?

Будет ли у меня еще такая возможность?

Тот финал до сих больно принять. Я так хочу этот трофей.

Но когда ты чего-то так сильно хочешь, ты рискуешь остаться ни с чем.

Иногда я не могу спать из-за таких мыслей. Я знаю, что страхи и сомнения нужно подавлять, но это не так уж и легко. Я мог бы и здесь написать о том, какой я уверенный парень без комплексов, но… это будет ложь. И вам, и мне.

По правде говоря, я не редко лежу в кровати и борюсь с мыслями. Мой мозг просто отказывается отключаться. Я думаю о футболе, о семье и просто жизни. Я слишком много думаю. Но такой уж я, и это не изменится.

Здесь я бы хотел поделиться своими мыслями, которые меня гложут. Многие считают, что у футболистов жизнь без хлопот и забот, что мы счастливы, и ничто не омрачает наши жизни. Это не так.

Я не видел своих родителей и брата уже более восьми месяцев. Я не встречался с остальными родственниками уже больше года. Мои лучшие друзья живут очень далеко. Частично это вина пандемии, и я знаю многих в схожей ситуации.

Если честно, большую часть своей карьеры я был одинок. Одиночество было со мной с 18 лет, когда я оставил родителей.

Все футболисты знают это чувство.

Конечно, я не могу жаловаться. Мы богаты и знамениты, и мы занимаемся любимым делом. Я никогда бы не променял такую жизнь ни на что другое.

Но я все еще вспоминаю день, когда я стал профессионалом. Он пришел поздно, и долгое время я не знал, что меня ждет. А затем — раз, и жизнь изменилась навсегда.

Забавно, как оно бывает. Когда ты молод, тебе кажется, что твоя карьера будет сказочной. Хотел бы я быть умнее тогда…

***

Когда мне было восемь, я узнал, насколько жесток может быть футбол.

Я только что добился того, о чем мечтает каждый паренёк из Гельзенкирхена — попал в академию «Шальке-04». Я был так горд собой! Я был рад носить на груди герб клуба.

Там все так работает: все играют год, после чего получают вердикт, оставят их или вышвырнут. Я думал, что как минимум год у меня будет. Но затем у меня начались проблемы с лодыжкой. Когда я показал ее врачу, тот потребовал, чтобы я завязал с футболом на шесть месяцев.

В школу я надевал специальные гетры, из-за чего один ботинок был намного больше другого. Я едва мог ходить, не говоря уже о футболе.

Когда закончился сезон, «Шальке» меня отпустил. Или, как показалось мне, меня взяли за шкирку и вышвырнули за дверь.

Было больно. Только потом я понял, как так случилось. Но тогда мне казалось, что у меня отняли мечту, а моей карьере конец.

Я вернулся домой и стал играть в местной команде с друзьями — лишь бы вновь получить счастье от футбола.

Спустя три года зазвонил телефон. «Шальке» звал обратно.

Я сказал: «Нет. Я не вернусь».

Рана все еще не зажила.

Родители вроде бы меня поняли, но не до конца. У меня был еще один шанс добиться того, о чем я мечтал, и я отказывался? Но «Шальке» первый от меня отвернулся, и мне все еще было больно.

Родители не настаивали на том, чтобы я согласился. Они хотели, чтобы я хорошо учился. Точнее, не так. Они требовали, чтобы я хорошо учился.

Мне до сих пор снятся кошмары о школе. И я не шучу — я просыпаюсь от кошмаров про экзамены.

Я попробую объяснить. Мои родители из Турции, и в турецкой культуре принято уважать старших. Ни один из моих родителей не закончил школу. Мама была поваром в ресторане при бассейне, а отец — водителем грузовика. Они не зарабатывали много.

Когда мы с братом пошли в школу, они надеялись, что мы извлечем из нее максимум. И вначале так и было.

Но чем больше я стал посвящать времени футболу, тем хуже становились мои оценки. Я бился, что было сил, опасаясь, что завалю экзамены. Представьте лица моих родителей, если бы я провалился? Как бы они были разочарованы?

Поэтому мне до сих пор снятся кошмары. 12 лет прошло.

Нет, вы не думайте, что мои родители не справлялись со своими обязанностями. Нам с братом Илкером не на что жаловаться. Но когда я так усердно учился, у меня попросту не было времени на что-либо еще. Школа была моей жизнью, а затем — тренировка. Друзья дурачились по пятницам, а я сидел дома, потому что в субботу меня ждал матч.

Я много упустил. Кажется, что я пожертвовал своим детством.

Самое безумное — я не знал даже, стану ли профессиональным игроком. Многие дети сразу говорят, что станут футболистами, но у меня не было такой уверенности. У меня были экзамены. Футбол помогал расслабиться.

Только в 17 лет я задумался о настоящей карьере. Я был на предсезонных сборах в «Бохуме», и принял участие в двух товарищеских играх, забив один мяч и сделав один результативный пас. И тут я подумал что да, а может я и потяну серьезный футбол.

Через шесть месяцев это случилось: я подписал профессиональный контракт с «Нюрнбергом».

А затем меня ждало все то, о чем я даже не думал. Мне пришлось попрощаться с семьей и друзьями. Я провел всю жизнь в одном городе, но меня ждал путь в 450 километров. Далеко, без друзей — я был очень одинок. И взрослый футбол — не то, что я думал. Прошло две недели, и я получил травму. Меня раздражали старшие одноклубники, которые часто пороли всякую чушь, но меня научили уважать старших, поэтому я молчал.

Это был настоящий шок.

Сейчас я благодарен «Шальке» за тот отказ. Получив такое разочарование, я был готов к другому. Именно это помогло мне пережить два сезона в «Нюрнберге». Чем позднее в жизни с тобой случается серьезный кризис, тем сложнее его будет пережить.

В «Боруссии» я уже был готов ко всему. Точнее, так мне казалось. На самом деле, я никогда не забуду, что случилось в самом начале. Я искал квартиру в городе и услышал, как меня обсуждают: «ты слышал его фамилию? Гюндоган. Турецкая. Думаешь, он потянет?

Что за чушь?

Конечно, стоило мне сказать, что я футболист, как они сразу переменили тон. Сразу «да, сэр, конечно, сэр». А ведь они сами иммигранты!

Грустно. Такие вещи не забываешь. Появляются комплексы, от которых не избавиться. Неоднократно мне говорили, что я хорошо говорю по-немецки. Я вырос в Германии, было бы фигово, если бы я не знал язык!

Бывает и наоборот. Мои родители турки, и я считаю себя турком. Но многие другие турки удивлялись, когда я им об этом говорил. Я в равной степени отношусь к обеим странам, но иногда кажется, что я чужак везде.

Мне говорили, что я не полноценный немец.

Мне говорили, что я не полноценный турок.

Так кто я?

Хуже всего было выбирать между сборными Германии и Турции. Я был еще молод и не знал, стану ли сильным игроком. Я не мог даже вообразить себе реакцию людей. В Турции постоянно спрашивают, какой из меня турок.

Будто тот факт, что я играю за Германию, что-то меняет.

К  счастью, большинство критиков – из интернета. Остальные чаще всего мной гордятся, особенно в родном городе родителей.

Что забавно, в «Боруссии» я сам заменил другого игрока с турецкими корнями. Помните Нури Шахина? «Боруссия» только что выиграла чемпионат, а Шахин стал игроком года, после чего уехал в «Реал». И я был его заменой. Никакого давления!

Прошло три месяца, а я все еще не попадал в команду. Мы готовились к игре с «Вольфсбургом», и Юрген Клопп отвел меня в сторонку и сказал, что я не прохожу. Я промолчал.

И так со мной всегда. Я не из тех, кто считает себя лучшим и требует, чтобы его ставили на каждый матч. Я всегда начинаю копаться в себе, разбираясь, что я сделал не так. Когда кто-то начинает сомневаться в моих качествах, я сам начинаю себя корить.

А затем мои товарищи обыграли «Вольфсбург» со счетом 5:1 без моей помощи.

Что я вообще здесь забыл?

К счастью, я уже привык к сложностям. Я знал, что нужно работать дальше. И через несколько месяцев один из наших получил травму, и Юрген поставил меня. У меня даже не было времени на разминку, но я неплохо себя показал.

А затем я забил победный гол в полуфинале Кубка Германии.

Мы выиграли финал.

Выиграли Бундеслигу.

И я играл в каждом матче.

Но не забывайте, что каждая ошибка, даже самая маленькая, может привести к большим последствиям.

Я знаю, потому что как-то я разозлил Юргена Клоппа.

Серьезно так разозлил.

Это был мой второй сезон в «Боруссии». Мы не шли на первом месте, но метили на лигочемпионские места. У штаба было правило: если тебе нехорошо перед тренировкой, то нужно было сразу идти к врачу. Так можно было избежать травмы, а Юрген сразу был в курсе.

Как-то утром я проснулся с неприятным чувством в задней поверхности бедра. Проблемы с мышцами или я просто устал? Не знаю. Наверное, следовало написать врачу. Но я просто подумал, что это ерунда, и отправился на тренировку.

На тренировке я зашел к врачу, и тот спросил, почему я не написал ему сразу. Такие правила — нельзя рисковать.

Вскоре пришел Юрген. Злой Юрген.

«Что случилось?»

«Почему ты не написал? Ты же знаешь правило».

«Я в порядке, честно».

Я старался найти лазейку, но я понимал, что был неправ. Юрген всегда повторял, что рисковать нельзя. А я просто вторил, что могу тренироваться. И он сорвался. Знаете, когда у него глаза начинают гореть? Вот он так на меня зыркнул и проорал: «ДЕЛАЙ ВСЕ, ЧТО, Б****, ХОЧЕШЬ!»

И хлопнул дверью за собой.

Я и сам разозлился. Я обычно очень спокоен, но этот разговор меня взбесил. Доктор разрешил мне размяться, и спустя полчаса ко мне подошел Юрген. Я ждал еще одной лекции, но он просто положил руку мне на плечо и сказал:

«Друг, ты ведь знаешь, почему я злился?»

Я молчу…

«Ты ведь мне не безразличен. Я не хочу, чтобы ты травмировался».

А затем он обнял меня.

Я был в шоке. Мы только что поссорились, и вот он уже разговаривает со мной, как отец с сыном. Тогда я понял, что он за человек. Он эмоционален, но и открыт и честен. И в тот день он научил меня честности. С другими и самим собой.

В 2016 году этот урок мне пригодился. К тому моменту я чувствовал, что «Боруссия» не для меня. Я никуда не двигался и хотел новых испытаний. Можно было ждать до окончания контракта, но я не такой человек.

Я понимал, что нужны перемены.

В феврале Пеп Гвардиола заявил о том, что уходит из «Баварии» в «Манчестер Сити». Я сразу стал думать, каково это — работать с Пепом.

Я любил его «Барселону» — величайший клуб в истории. И каждый раз против «Баварии» было тоже нелегко. 90 минут гонишься за мячом, будто он заколдованный.

Несколько людей сказали, что я нравился Пепу.

Я? Пепу?

До сих пор не знаю, чем я ему пригляделся. Может, надо его спросить.

Даже когда стало точно ясно, что «Сити» меня подпишет, я ждал подтверждений. Помню нашу первую встречу с Пепом еще до подписания. У меня был ровно один вопрос.

Я мог спросить что-нибудь про тактику, про те матчи, когда я противостоял его командам. Я мог спросить про его планы в «Сити».

Но я спросил другое. Стоило нам сесть за стол, как я выпалил: «Вы правду хотите меня в команде?»

Что, серьёзно?

Я знал, конечно, что серьезно. Почему бы мы встречались иначе? Но я хотел услышать это.

Мы с Пепом уже пять лет работаем вместе, и мы прекрасно друг друга понимаем. Даже когда я получил травму и вылетел на восемь месяцев, я знал, что вернусь.

Помню, как мы с другом внезапно осознали, что был день рождения Пепа. И он придумал подарок. Пеп — мой сосед в Манчестере, и мы купили ему бутылку шампанского, а мой друг написал поздравление на испанском. Затем он постучался к нему в дверь и вручил подарок. Пеп был очень доволен.

После этого я решил посмотреть кино и обо всем забыл. Спустя полчаса я слышу звонок в дверь. Это еще блин кто? Я думал, что друг заказал пиццу.

А там – Пеп!

Он такой: «Где Гундо?» (он зовет меня Гундо)

Мы очень удивились — Пеп не любит высовываться. Мы видим его иногда, но еще ни разу он не был в моем доме. А тут он принес шампанское и три бокала. Так мы хорошо посидели три часика.

Этот момент напомнил мне, что все мы люди. Не моменты игры, а людей я буду вспоминать после окончания карьеры.

Независимо от того, что будет в ЛЧ, я останусь доволен. Стать футболистом — мечта сама по себе. Я помню, как это произошло. Мне было 18, я был в школе с друзьями. И тут к зданию подъезжает машина. И я думаю: я знаю эту машину.

Это машина моего дяди Илхана. Что он тут забыл?

Он подходит ко мне и говорит: «Собирай вещи».

«Почему?»

«Завтра тебе в Нюрнберг. Тебе предложили контракт».

Я поверить ему не мог. Мы вместе идем к директору и объясняем, почему я ухожу.

На следующий день я просыпаюсь в пять утра и отправляюсь в Нюрнберг. Прощаюсь с родителями и покидаю дом — навсегда, хотя тогда я этого не знал.

Я думал только одно: будет круто.

Здорово, что так и вышло.